Лукас понимающе кивнул. Он был искренне рад тому, что старому машинисту можно доверять — иного выбора у них просто не было! Согласие машиниста полностью выполнять все просьбы Лукаса было одним из самых важных моментов в его плане дальнейших действий. Поезд должен был продолжать движение любой ценой, несмотря ни на что! Чтобы еще больше убедить старика в важности именно этого момента, Лукас взял его руку и как можно значительнее произнес:
— Обещайте, что не станете геройствовать и вызывать полицию.
Барни поглядел на Софи и Анхела и проворчал:
— А кому они нужны?
— У вас будет способ известить нас в случае чего? — спросил Лукас, указав рукой на приборную панель.
Задумавшись на несколько секунд, старик ответил:
— Да, сэр. Я могу помигать огнями.
— А где рация?
Барни молча указал на небольшой аппарат, висевший слева от приборной панели.
Лукас изо всех сил ударил прикладом ружья по служебной рации, и в воздух полетели осколки металла и пластика. Старый машинист посмотрел на разбитый аппарат и тихо произнес:
— Вас понял.
Обернувшись к Анхелу, Лукас сунул ему в руки помповое ружье и сказал:
— Анхел, тебе нести первую смену караула. Если что, сначала стреляй, потом спрашивай.
Анхел понимающе кивнул. Но тут Софи взмахнула дрожащими руками и сказала:
— Подожди! Подожди минутку, Лукас! Что это за шоу в стиле Дьюка Уэйна?
— А что?
— Что ты задумал? Какой у тебя план?
После минутного колебания Лукас ответил:
— Давай потолкуем об этом в последнем вагоне.
Чтобы добраться до вагона-ресторана, им пришлось через запасный выход из кабины локомотива вылезти на массивную стальную сцепку между локомотивом и вагонами. Прохладный ночной ветер ударил им в лицо. Стальная сцепка ходила под ногами ходуном. Стараясь не обращать внимания на головокружение, Лукас помог Софи и Анхелу перебраться в соседний вагон и двинуться дальше.
Вагон-ресторан был слабо освещен. Длиной в двадцать семь футов, он весь насквозь пропах кухонными ароматами и застарелым сигаретным дымом. Вагон был из добрых старых пятидесятых годов. В нем даже сохранились самые настоящие столики и перегородки между ними. Светильники тоже были тех времен. Пол вагона был истерт за десятилетия бесчисленными ногами пассажиров. Найдя небольшой туалет в самом дальнем конце вагона, Софи и Лукас по очереди опорожнили свои давно переполненные мочевые пузыри. Спустя минуту они уселись рядышком возле пустого буфетного прилавка.
— Что ты задумал, Лукас? — спросила Софи, закуривая «Мальборо». Руки ее неудержимо дрожали, когда она распечатывала свежую пачку, обнаруженную в сигаретном автомате рядом с туалетом.
Внимательно поглядев на свою напарницу, Лукас мягко сказал:
— Софи, тебе бы надо что-нибудь съесть.
— Ни за что! Меня сразу вырвет.
— Мы с тобой уже давно ничего не ели, — возразил Лукас, окидывая взглядом вагон.
Соскользнув со своего стула, он подошел к стойке бара, за которой виднелся небольшой холодильник. Внутри не оказалось ничего существенного, кроме нескольких бутылок сока, сваренных вкрутую яиц и упакованных в фольгу пончиков. Но и этого для Лукаса и Софи было вполне достаточно.
— Ух, как есть хочется, — пробормотал Лукас, откусывая вкусный пончик и запивая его холодным молоком — полпакета его он тоже обнаружил в холодильнике. Вкуса молока он не почувствовал, зато прохлада приятно обволакивала обожженный желудок. Потом он открыл пластиковую бутылку с апельсиновым соком и сунул ее в руки Софи.
— Терпеть не могу апельсиновый сок, — заметила Софи, сделав несколько глотков из бутылки. Изобразив на лице гримасу, она поставила бутылку на стойку и глубоко затянулась табачным дымом. Дрожь в руках никак не унималась.
— Скажи, Лукас, что ты задумал, — попросила она. — Я же чувствую, что в твоей хитрой голове созрел какой-то план.
Отставив пустой пакет из-под молока, Лукас провел рукой по своим волосам, чувствуя каждый обнаженный нерв на кончиках пальцев.
— Ничего в этой голове нет, кроме боли.
— Ну, не ты один страдаешь от боли.
— Но я говорю о другой боли.
Софи взглянула на Лукаса и недоуменно пожала плечами:
— О другой боли?
Лукас утвердительно кивнул. Он никак не мог подобрать слова для описания чувства, которое все нарастало в нем после атаки темно-зеленого лимузина. Это была раковая опухоль. Черное пламя, пожиравшее мозг изнутри. Но каким-то странным вывертом оно было полезно. Оно было как магнит, выстраивавший в линию все фибры его существа, направлявший его в нужную сторону.
Еще раз жадно затянувшись, Софи спросила:
— Так о какой боли ты говоришь?
Лукас посмотрел ей в глаза:
— Та штука на дороге...
— Лимузин?
— Да, лимузин.
— И что? При чем тут лимузин?
— Хмыри, что были в нем...
— Ну да, они пытались нас остановить.
Софи вздрогнула и еще раз жадно затянулась.
— Правильно, — кивнул Лукас. — Они пытались нас остановить. Кто бы — или что бы — там ни было, оно пыталось нас остановить. Именно так.
— Ты что, думаешь, проклятие исходило от них?