Черная метка

— Евгений Викентьевич! Как нехорошо с вашей стороны улетать за границу, даже не попрощавшись со старыми друзьями! — сокрушенно вздохнув, сказал стоящий у колонны, рядом с газетным киоском, мужчина средних лет в простенькой турецкой курточке и надетой на совершенно лысую голову кепке. — Регистрация только началась, так что вы вполне можете задержаться на пару минут. Давайте присядем, что ли... — Ворон, а это вне всякого сомнения был он, в очередной раз до неузнаваемости изменивший внешность при помощи грима и умело подобранного гардероба, указал рукой на зал ожидания: — Пообщаемся на дорожку?

— А... я... вот... — хлопая губами, как выброшенная на берег треска, пытался хоть что-то ответить Блох, но изо рта вылетали только предательские, бессмысленные обрывки слов и звуки.

В последний раз тоскливо взглянув на быстро продвигающуюся к столу регистрации очередь из хорошо одетых, благоухающих парфюмом пассажиров, которым вскоре суждено подняться в воздух и через час с небольшим приземлиться в совсем ином, нормальном и, увы, теперь недоступном для него мире, беглец сунул в карман плаща ненужные более паспорт и билет и, опустив очи долу, покорно зашагал вслед за киллером, краем глаза отметив, как отделился от стены и пошел параллельным ходом смахивающий на кавказца смуглокожий субъект в пропитке.

Войдя в зал, Сергей сел на свободное кресло в углу, выбрав место, где никто из скучающих в ожидании рейса пассажиров не мог слышать их разговор.

Блох осторожно опустился рядом, поставив кейс на пол, между ботинок.

— Знаете, Евгений Викентьевич, — выдержав длинную, томительную паузу, наконец сказал Северов, повернувшись к жутко побледневшему беглецу, у которого от испуга мелко подрагивала щека, — а ведь вначале я действительно вам поверил насчет пальчиков!.. Да, вероятно, любой, далекий от вашей экзотической профессии человек на моем месте поверил бы, особенно когда тебя убеждает хозяин известной в городе клиники пластической хирургии...

Алчный лепила задрожал еще сильнее.

— А вот в несчастном случае с вашим покойным боссом, моим хорошим знакомым профессором Романовым, я, признаться, сильно усомнился с самого начала, — укоризненно покачав головой, продолжал Северов. — Ну не может человек, от рождения не пьющий, не курящий, на протяжении двадцати с лишним лет трижды в неделю занимающийся китайской гимнастикой дайдзи-цуань и дюжину раз выжимающий гирю в двадцать четыре килограмма, просто так взять и умереть от инфаркта!.. Хотя кое-кто в милиции, как выяснилось, считает именно так...

— На что... вы намекаете? — усилием воли разлепил прыгающие синеватые губы хирург. — Профессор был для меня почти отцом!..

— Разумеется, — соглашаясь, кивнул Ворон, — иначе ни за что не переписал бы завещание, оставив все свое имущество, включая клинику и бывшую дачу первого секретаря Ленинградского горкома, своего однофамильца, на Солнечном берегу, вам в наследство. Как вы узнали о завещании — теперь уже не важно, — сделал небрежный жест рукой Северов. — Важно то, что в погоне за деньгами и карьерой вы, не слишком полагаясь на безвременную или случайную кончину хоть и немолодого, но вполне здорового профессора, решили самым подлым образом использовать не только расположение старика, но и полученные в институте знания по фармакологии, поехали в Сочи, где в гостинице «Жемчужина» отдыхал Романов, и отравили его, подмешав в напиток смертельный коктейль...

— Я его не травил! — скрипнув зубами, вскричал Блох. — Это еще нужно доказать!

— Доказывает прокуратура, уважаемый Евгений Викентьевич, а я так... погулять вышел. — Тихим, но пронизывающим насквозь не хуже остро заточенного стилета голосом Ворон сразу же осадил срывающегося на истерику эскулапа. — Мне юридические и судебные выкладки не требуются, я сам и следователь, и судья, и палач.

— Вы не посмеете... — Хирург едва не задохнулся от барабанной дроби в груди. — Здесь куча народа! Я позову милицию, покажу паспорт и билет, скажу, что вы привязались ко мне и не даете сесть на самолет! Я перед законом чист, а вот вас менты арестуют, обнаружат на лице грим, и тогда...

— Вы — убийца, — перебил его Северов спокойным, размеренным тоном. — Причем гнусный и трусливый. И звать на помощь — кишка тонка...

От этих издевательских, уничижающих, смешивающих с дерьмом не хуже бетономешалки слов хирургу стало совсем худо. Блох всеми фибрами души, всем своим существом захотел, не сходя с места и не поднимая зад от кресла, провалиться глубоко под землю.

По его липкому лбу медленно стекали, застилая глаза посильнее слез, крупные капли холодного пота. Ноги отбивали чечетку.

Казалось, еще секунда — и мышцы мочевого пузыря окончательно расслабятся, заставив своего хозяина воспринять смерть как лучшее избавление от позора...

ПОЛКОВНИК ГРУ

Сержант Северов продолжал держать все ту же позицию.

— За могилой отца, кажется, ухаживают, все оплачено на год вперед.