Лев присел рядом с дрожащей Надей, протянул ей свою куртку:
– Вот, укройтесь. Все в порядке, вы в безопасности. Сейчас приедет «Скорая», раны обработают, помогут. Все будет хорошо.
Надежда вдруг ухватила его за руку, он почувствовал в темноте, как теплые слезы капают из ее глаз. Дрожащим голосом женщина зашептала:
– Умоляю, умоляю вас, не уходите. Не оставляйте меня одну. Он убежит, он снова меня будет бить и издеваться.
Гуров попытался успокоить, помочь подняться, только женщина вдруг прижалась к его ноге, дрожащая и хрупкая, будто побитая собака. Ее било крупной дрожью, хотя Надежда и пыталась скрыть рыдания. В лунном луче, проникшем в окно, опер увидел, что она закусила губу, только льющиеся потоки слез и судорожное подергивание всего тела выдавали шок. Он спросил несколько раз, как она себя чувствует, есть ли раны, предложил воды, в ответ Надежда ничего не отвечала, стискивала маленькой ладошкой его руку и жалась к ноге. Лев беспомощно оглянулся на Павла, тот уже деловито командовал остальными, приказывая, что еще надо осмотреть на территории. Вдали завыла сирена «Скорой», Гуров наклонился к Надежде, положил руку на плечо:
– Надя, давайте я поеду с вами в «Скорой». Уверяю, вам больше ничего не грозит, Афанасьев арестован. Мне нужно допросить вашего обидчика, но я помогу вам добраться до больницы. Я гарантирую, я клянусь, что Сергей Афанасьев больше не выйдет на свободу, он ответит за все, что с вами сделал. Как только закончу с ним, то вернусь в больницу, и вы мне все расскажете. Отдохнете, придете в себя, вас осмотрит врач, и тогда мы поговорим. Ваши показания важны, вы сможете засадить его надолго за решетку. Я вместе с вами, я помогу. Сейчас давайте дойдем до «Скорой», врач поможет, а я буду рядом. Вы сможете встать?
Женщина не отвечала на его вопросы, она безмолвно жалась к его ноге, сотрясаясь от ужаса. Лев кивком подозвал Павла:
– Я отведу ее в машину «Скорой», побуду вместе с Надеждой, пока в себя не придет. Афанасьева закрой в машине, проверь, чтобы не было ключей от наручников, изыми все вещи. Предлагай признаться, где остальные. Но пока не допрашивай, я сам, наконец, с ним поговорю.
Сладкевич покосился на окровавленное лицо женщины и прошептал:
– Попытка убийства и похищение на нем уже стопроцентно, никуда теперь не денется, и адвокатишко его не поможет, – после чего предложил снова: – Что вы его жалеете, Лев Иванович, давайте я с ним поговорю по-мужски. Сейчас важно про остальных узнать, не до протоколов. Каждая минута дорога.
Гуров вздохнул с досадой, прав майор, по горячим следам сейчас можно получить нужную информацию. Но и женщину бросить в таком состоянии он не может. Надя, как ребенок, прижималась к нему, испуганно озираясь по сторонам. Она все еще не верила в свое спасение, ждала отовсюду опасность и нападение Афанасьева.
– Ладно, действуй. Но аккуратно, без рукоприкладства, понял? – опер заговорил вполголоса, стараясь не напугать женщину еще сильнее. – Проведи по территории, пускай покажет, где держал свою жертву. Может, и остальные там же или в похожем месте. Обыщите всю деревню, все постройки проверьте – дома, сараи, будки. Действуй, Паша, как можно быстрее. Вызывай подмогу, поднимай районные силы – военных в помощь, участковых, да просто население местное. Ты теперь можешь, имеются полномочия.
– Будет сделано, господин полковник. Лев Иванович, не переживайте, я все сделаю, как вы учили, на совесть, – серьезно кивнул Сладкевич и ринулся наружу, где к машине вели понурого Афанасьева.
Сам же Лев помог Надежде идти, она, худенькая, как ребенок, почти висела у него на руке, с трудом передвигая ноги. Оказавшись на крыльце, она при виде своего мучителя вдруг остановилась, сжалась в комок и снова зашептала:
– Умоляю, прошу, спасите. Он сильный, хитрый, он обманет вас и снова нападет, будет убивать, мучить меня. Он избивал, топил меня в бочке с водой, чтобы я отказалась от своих показаний. Спасите меня, я хочу жить, я не хочу умирать. Пожалуйста, пожалуйста, помогите.
Гуров встал перед ней, чтобы заслонить окружающий мир. Почувствовал, как дрожащие ладошки вцепились в ткань на спине. Постарался успокоить женщину:
– Надя, не бойтесь. Я рядом. Сейчас его посадят в спецтранспорт, он в наручниках и под охраной. Подождем, пока закроют дверь.
Сергей Афанасьев неожиданно скинул двоих оперов, что удерживали его по бокам, и развернулся всем корпусом к Гурову. Он с недоумением воскликнул:
– Я же спас вас! Я спас вас от смерти! Помогите мне, почему вы мне никто не верите? Я не трогал ее, я не убийца! Помогите, вы должны мне за свою жизнь. Выслушайте меня, просто послушайте. Я все расскажу вам, только вам! Обещаю, что расскажу правду. Все без вранья. Про Бережнюка и его взятки, про женщин, про деньги. Я расскажу все, но только вам.
Соблазн был велик – вот оно, чистосердечное признание. Преступник готов договариваться, достиг важного рубежа, проникнувшись доверием к оперу. Лев уже всем телом дрогнул, почти сделал шаг в сторону машины, как сзади к нему прижалась дрожащая Надежда. Она словно молитву зашептала ему в спину: