– Попроси кого-нибудь еще от Ефимовых, – приказал одному из сотрудников Гаранин. – Понятыми будут. Сейчас начнем обыск.
– Не надо обыска! – поспешно вскочил с табуретки Петр Кузьмич. – Не надо! Сам все отдам! У-у, мерзавец! – Он с ненавистью посмотрел на Доброхотова. – «Элегант» проклятый!
– Не тревожьте светлую память моего предприятия, – насмешливо сказал Доброхотов. – Ателье «Элегант» закончило свое земное существование.
– Как и его владелец, надеюсь, – прибавил Воронцов, внимательно рассматривая большие ручные часы на металлическом браслете, которые он только что обнаружил в ящике стенных часов, под маятником.
Щека Доброхотова опять нервно задергалась.
– Вы что хотите сказать? – с вызовом спросил он.
– Слишком много крови пролили, Доброхотов. Начиная с убийства Климашина. Это, между прочим, его часы.
У Доброхотова еще сильнее задергалась щека, и он, зажав ее рукой, отвернулся.
– Вы собирались что-то выдать нам добровольно? – обратился Гаранин к хозяину дома.
– Да, да, – торопливо закивал головой Петр Кузьмич. – Шкурки. Там, в погребе. Все он, он добывал…
Вскоре на столе, очищенном от посуды, появились два больших, перепачканных в земле чемодана, доверху набитых шкурками. Костя взял одну из них, взглянул на фабричное клеймо и, швырнув шкурку обратно, подозвал Воронцова.
– Переройте весь погреб. Там еще кое-что должно быть.
Воронцов понимающе кивнул головой.
Через полчаса на столе, рядом с чемоданами, поставили квадратный цинковый ящик, в котором обнаружили двадцать штук миниатюрных дамских часиков, вделанных в золотые браслеты.
– Все, – прошептал Доброхотов, – сгорел как свеча…
В это время Гаранину передали небольшой охотничий нож, на рукоятке которого было выгравировано: «Вадиму Д., буйной голове, с пожеланием сохранить ее на плечах». Костя прочел надпись, усмехнулся и тихо приказал одному из сотрудников:
– Звони в Москву. Доложи обстановку. Ярцев может приступать. И… узнай там, как Сергей.
Костя взглянул на часы: было два часа ночи.
В эту ночь в коридоре пятого этажа высокого здания на Петровке было людно: готовилась большая операция. Сотрудники, оживленно переговариваясь между собой, разгуливали по коридору, слышались шутки, смех. Настроение у всех было приподнятое, боевое: предстояла ликвидация опасной группы преступников итог многих месяцев напряженной работы всего отдела. Некоторые из сотрудников играли в шахматы, распахнув двери своих комнат, чтобы услышать приказ о выезде.
В кабинете Зверева находились Ярцев, следователи прокуратуры и старшие оперативных групп. Поминутно звонил телефон, и Зверев, выслушав очередной короткий доклад, каждый раз невозмутимым тоном говорил одно и то же:
– Продолжайте наблюдение. Можем приехать в любую минуту. Ждем сигнала из Сходни.
Геннадий посмотрел на часы. Было начало второго. Пора бы уже.
Снова зазвонил телефон. «Внутренний», – мгновенно определил Геннадий. Зверев снял трубку.
– Слушаю.
– Майор Зверев?
– Да. Кто говорит?
– Докладывает дежурный по МУРу Скворцов. Только что звонили из госпиталя. Туда прибыла машина «Скорой помощи» из Сходни. Доставлен раненый капитан Коршунов… – Голос дежурного неожиданно дрогнул.
– Но что… – Зверев перевел дыхание и глухо спросил, – что там произошло?
– Ничего пока неизвестно. Коршунов без сознания. Ждите звонка от Гаранина.
Зверев медленно опустил трубку и обвел взглядом толпившихся в дверях сотрудников.
– Ну? – нетерпеливо спросил. Геннадий. – Что случилось?
– При выполнении задания на Сходне тяжело ранен капитан Коршунов.
Тихо расходились по своим комнатам сотрудники. Не слышно уже было шуток и смеха. Люди переговаривались вполголоса, с еле сдерживаемой ненавистью. Предстоящая операция, продолжение той, на Сходне, теперь казалась всем особенно ответственной и особенно необходимой: враг был здесь общий, злобный, опасный, и у каждого из сотрудников невольно сжимались кулаки при мысли о встрече с ним сегодня ночью: «Ну, погоди же, гад!…».
Час спустя раздался наконец долгожданный звонок со Сходни, и немедленно все комнаты пятого этажа облетел приказ: «Пора!».
Две машины одна за другой промчались по пустынной, ярко освещенной улице и затормозили у дома, где жил Плышевский. Из подъезда вышел человек и, приоткрыв дверцу первой машины, тихо сказал сидевшему рядом с водителем Звереву:
– Дома. Спит. Там еще дочка. Больше никого.
– Ясно. Понятые есть?
– Так точно.
По знаку Зверева все вышли из машины и стали молча подниматься по лестнице.
На первый и второй звонок никто не ответил, только после третьего за дверью послышались торопливые шаги и испуганный девичий голос спросил:
– Кто там?
– Откройте, пожалуйста. Милиция.
– Милиция?!.
Девушка завозилась с замком, но, как видно, от волнения никак не могла с ним справиться.
В этот момент за дверью раздался спокойный мужской голос:
– Иди к себе, Галя. Я сам открою. Это – недоразумение.
Дверь распахнулась, и на пороге появился Плышевский в домашнем халате и меховых туфлях.
– В чем дело, товарищи? – раздраженно спросил он.