Итак, в тот вечер все лицезрели ее в ложе, как и всегда прелестно одетую и обозревающую публику через лорнет. За спиной стоял муж — когда Лавиния подумала, что это их последний совместный выход в свет, то с трудом сдержалась, чтоб не разрыдаться на глазах всей почтеннейшей публики — а в кресле рядом разместилась ее кузина, миссис Флеминг. Мистер Флеминг стоял, заложив руки за спину, и время от времени издавал восторженное восклицание, когда его молодой родственник, Чарлз Холт, указывал на какую-либо персону, стоящую внимания. Это был плотный коротышка, одетый в унылый коричневого цвета камзол, довольно аккуратный в том, что касалось воротничка и манжет, но, по мнению Лавинии, свидетельствующий о безнадежном провинциализме его владельца. Этот мрачный костюм странно контрастировал с пестрым одеянием мистера Холта, являющим собой сочетание сочно-зеленых и розовых тонов, — и это еще при желтом жилете! — и с более умеренным, но куда более элегантным нарядом Ричарда, отдавшим предпочтение сегодня абрикосовому с серебром. Парик у мистера Флеминга тоже был абсолютно вне всякой моды — в виде накладки из волос, пристрастие к которым питают почему-то сельские джентльмены. Жена его тоже не блистала, зато громко выражала восхищение шелками и кружевами своей богатой кузины.
Миссис Флеминг выбрала себе в мужья человека более низкого происхождения, и Бельмануары так до конца и не простили ей этот скандальный мезальянс. Уильям Флеминг был всего-навсего простым шотландцем, а его отец — тут вся семейка просто передергивалась — обыкновенным фермером!
Лавиния была далеко не в восторге от приезда родственников и еще менее довольна тем обстоятельством, что они столь открыто и громогласно выражали свое восхищение почтенным Ричардом и его супругой.
— Ах, Лавви, если б ты знала, какое это счастье — сидеть здесь и любоваться всеми этими людьми! — наверное, уже в двадцатый раз восклицала миссис Флеминг. — Нет, я просто уверена, что стала безнадежно старомодной!.. И знаешь, эти огромные кринолины, которые тут носят, они приводят меня в полный восторг! Уверена, что мой раза в два меньше твоего, а вон у той дамы, ну, там, в амфитеатре, так еще шире!
Лавиния устремила взор в указанном направлении. В другое время и при других обстоятельствах ее непременно бы раздражило лицезрение леди Карлайл, постоянной соперницы во всем, что касалось моды. Однако теперь она сочла этот предмет не стоящим внимания и лишь заметила, что эти дурацкие гирлянды из роз на платье выглядят просто карикатурно.
Тут Холт обратил внимание мистера Флеминга на ложу, расположенную в глубине зала.
— Ей-Богу, Уильям! Это же герцогиня Квинсбери и ее сын Марч!.. Уверяю, во всем Лондоне не сыскать более приятных людей! Когда я последний раз был у нее…
— Чарлз знает буквально всех! — восторженно заметила миссис Флеминг и не поняла, почему ее кузина засмеялась.
Наконец занавес поднялся и началось первое действие. Лавлейса видно не было, и Лавиния пыталась сосредоточиться на спектакле. Однако, как правило, это плохо удается человеку, мысли которого целиком поглощены чем-то другим, более важным. Впрочем, она была не единственной, кому шутки Гаррика не казались забавными. Ричард, забившийся в уголок ложи, мрачно размышлял о том, что никогда больше не поведет свою жену в театр, никогда больше не будет сидеть вот так, рядом, наблюдая за переменчивым выражением ее живого личика.
Во время первого антракта Лавлейса все еще не было, однако объявилась масса знакомых, считающих своим долгом зайти в ложу и засвидетельствовать свое почтение Карстерсам. Маркхем, Уилдинг, Девере, сэр Джон Фортескью — все они заходили по очереди поприветствовать Лавинию и познакомиться с миссис Флеминг и ее мужем. Все они смеялись и обменивались шутками, а потом выходили.
Боже, отчего я прежде никогда не понимала, как прекрасна и богата моя жизнь, думала Лавиния. Начался второй акт и гениальная игра Гаррика целиком захватила ее. На какое-то время все беды были забыты, и она, как и остальные, громко хлопала в ладоши и весело смеялась.
Но внезапно она вспомнила все и снова погрузилась во мрак. Однако Ричард слышал ее веселый смех и сердце его заныло от отчаяния. Нет, ничего уже не исправить. Лавиния счастлива, что уходит от него.
Занавес опустился, и тут миссис Флеминг спросила, не Трейси ли сидит в ложе напротив. Лавиния посмотрела. Да, в ложе, в полном одиночестве, сидел Трейси и, по-видимому, не подозревал о ее присутствии.
— Разве это не Трейси? — продолжала бубнить миссис Флеминг. — Я же прекрасно помню его лицо!
— Да, — кивнула Лавиния и махнула брату рукой.
Герцог поднялся, поклонился и вышел. Через несколько минут он уже был у них в ложе и целовал ручки дамам.
Тут Лавиния заметила Лавлейса — тот стоял внизу, в партере, и смотрел на нее. Затем тоже исчез, и она поняла, что он идет к ней. Очевидно, Гарольд не заметил герцога, стоявшего в глубине ложи, в тени.