Черная неделя Ивана Петровича

Иван Петрович выключил телевизор, потом по-хозяйски пресек расход электроэнергии в солнцеобразной люстре и неспешно направился на свое традиционное место у кухонного окна, где ему обычно разрешалось выкурить сигаретку под более или менее краткую лекцию по семейной социологии.

- Брак, Ваня,- серьезная штука,- сразу же начала Софья Сергеевна, регулируя газ под чайником.- Я педагогикой занимаюсь больше лет, чем тебе по паспорту значится, и прямо скажу, жизнь прожить - не поле перейти. Человек, нетвердый в семье, никакого счастья иметь не может. И вообще, я честный трудовой путь до конца прошла и отдохнуть хочу. Так почему я вашими делами заниматься должна? Почему мне покоя нет, а?

Иван Петрович глубоко затянулся и смолчал.

- Вот и тебе сказать нечего! - продолжала Софья Сергеевна.- Значит, я права, и вы сами должны свою жизнь выстраивать, верно?

Самое забавное, что ее слова удивительно точно совпадали с ее мыслями. Всякие мелочи типа:

Ох, и задам же я тебе... Чего эта дура с ребенком от него бегает? Уведут его когда-нибудь - будет знать... не стоило принимать во внимание.

- Конечно, верно! - все более воодушевлялась Софья Сергеевна.- А раз верно, то объясни-ка мне, чего ты жену с сыном из дому гоняешь?

- Я не гоняю,- слабо отмахнулся Иван Петрович.- Она сама надумала...

- Э, брось, Ванечка, такого не бывает,- заулыбалась Софья Сергеевна, довольная тем, что зять бог знает который раз вступает с ней в одну и ту же игру по твердым правилам, гарантирующим ей моральный выигрыш.

Она выставила на столик сахарницу и свое знаменитое печенье.

- Знаешь ли ты, Ваня, что ревность - это пережиток? - вдруг спросила Софья Сергеевна.- И с этим пережитком надо всеми силами бороться!

- Что-что? - не понял Крабов.

- Я говорю, устраняй пережитки в своем моральном облике! - напористо повторила теща.

- Хорошо, устраню,- буркнул Иван Петрович.

- Ну и чудесно,- сразу перешла на теплый тон Софья Сергеевна.- А то мне показалось, что на этот раз ты сильно ее обидел. Какие-то подозрения вспыхнули, да? Ну признайся, подозрения?

Как ей объяснить? Сказать про свои новые способности? Получишь порцию ликбеза по философским основам естествознания. Да и нужно ли всем все объяснять? Нужно ли?

- Повздорили малость,- как можно мягче увильнул от ответа Иван Петрович, и ему почему-то живо вспомнился эпизод четвертьвековой давности, когда классный руководитель на протяжении двух часов дотошно выпытывала причину - истинную причину! - по которой он столкнул с парты свою соседку.

- Но объясни мне,- не унималась теща,- объясни мне - что за вздоры в настоящей советской семье? Вздоры, из-за которых жена с маленьким ребенком убегает в дом своих родителей! Признайся, ты ее оскорбил?

- Да нет же...

- Не юли, Ваня, иначе не стала бы она падать в обморок,- твердо сказала теща, всем своим видом показывая, что предварительное следствие окончено.- Только не юли! Я таких, как ты, десятки перевидела, и перевоспитывала их, и из них настоящие люди выходили. Раз ты умалчиваешь о причине ссоры, значит, ты виноват. А раз виноват - должен попросить у Анюты прощения. Не будешь больше?

- Не буду,- вздохнул Иван Петрович.

И Софья Сергеевна стала разливать чай. Вскоре пришла Аннушка в домашнем халате, с распущенными, лохмато торчащими волосами и сильно заплаканными глазами. Они порядочно еще посидели, отдали должное кулинарным и педагогическим талантам Софьи Сергеевны, упаковали Игорька и на такси отправились домой.

Как и предполагал Иван Петрович, выкуп оказался велик, даже больше, чем он мог рассчитывать. Прощения у Аннушки он, конечно, попросил, но это мелочи. Главное - он вынужден был окончательно согласиться на съезд, ибо Софья Сергеевна убедилась, что только личное ее присутствие в семье Крабовых обеспечит моральное процветание этой семьи. Впрочем, к такому давно назревшему решению Иван Петрович отнесся до странного равнодушно.

Дома Аннушка, как-то жалобно вздыхая, все терлась вокруг Ивана Петровича. В конце концов, он и вправду пожалел ее. Уснули они около часа ночи, усталые и умиротворенные, отбросив прошлое в той степени, в какой это было необходимо в ночь на очередной осенний четверг, полноценную семейную ночь без незваных и, видимо, лишних снов.

13

Новый трудовой день начался для Ивана Петровича составлением обширной сводной справки и параллельными размышлениями о снах, от которых он, вроде бы, насовсем избавился.

Сны были редкостью в его жизни, приходили раз-другой в год, не более, и напоминали они лишь случайные обрывки серой киноленты дневных впечатлений. Поэтому естественно, что первая же ночь без цветной широкоформатной и полнометражной фантасмагории крайне обрадовала Ивана Петровича, и он даже уловил в ней обнадеживающие признаки общего выздоровления.

"Если бы отделаться еще и от телепатии,- думал он,- и позабыть о неприятностях, связанных с ней, все пошло бы по-старому, то есть нормально. Жаль, конечно, цирка, но не превращать же всю свою жизнь в сплошной цирк".