Леночка восторженно хлопнула ладошками, подпрыгнула и, ухватив Ивана Петровича под руку, рванулась к входу.
"Очень непосредственный ребенок",- решил Крабов, приноравливаясь к ее темпу. И тут же на него посыпались забавные лоскутики Леночкиных мыслей:
Смешной дядька - вот уж не подумала бы, что он добудет билетики... А ничего у нее дубленка... И этот глазеет... Симпатичный... Вальке позвонить? Не успею... Про что кино? Спросить.. А, ладно, сейчас увижу... Купит ли он мороженое? Как намекнуть?.. Пусть догадается, а то провожать не разрешу... Хорошо, что билеты достал, иначе потащил бы в кабак - это уж как пить дать... А вообще, старый он, чтоб по киношкам водить.
Из всего потока Иван Петрович уловил лишь один квант полезной информации и сразу же неподалеку от контролера купил спутнице стаканчик мороженого. Разумеется, в Ивана Петровича полетела сладкая порция мысленной признательности с небольшой горчинкой из-за сравнения с каким-то Семеном, от которого и стакана лимонада не дождешься.
Главная проблема, измучившая Крабова перед началом сеанса, заключалась в словах "брать или не брать". Брать или не брать Леночку за руку, когда в зале погаснет свет? По слегка заплесневелым юношеским воспоминаниям Иван Петрович представлял, что это приятнейшая операция. Однако он страшно стеснялся - вдруг Леночка подумает, что за несчастный билет в кино и мороженое со он хочет получить бог весть какую награду.
"Может, и вправду стоило в ресторан позвать?" - скользнула у Крабова запоздалая и финансово не обоснованная идея, когда они усаживались в середине восемнадцатого ряда.
Но в Леночкиных глазах светилось неподдельное удовольствие от всего происходящего, а в мыслях кувыркались какие-то сладкие символы мороженого.
Сомнения Ивана Петровича потихоньку рассеялись. Во время журнала он так и не смог принять единственно верное решение относительно руки. Поэтому он просто взял Леночкины пальцы в свою ладонь и застыл, демонстрируя всем своим видом отсутствие неделикатных намерений. Леночка сначала вздрогнула, но тут же успокоилась, и Крабову даже показалось - ее липкие от мороженого пальчики ответили ему легким пожатием. Из-за этого Иван Петрович пропустил все заставочные кадры и не сумел узнать, кто же сотворил такой странный, мало на что похожий фильм.
14
Сначала на экране появилась клетка, в которой билась редкостной красоты птица. Потом рука какого-то урода в драной холщовой рубахе взметнула над клеткой черный платок. Трепещущая от ударов крыльев черная конструкция надвинулась, захватывая экран, и в этом крупном плане Ивану Петровичу передалось ощущение птичьей клаустрофобии, словно он сам попал в замкнутый безвыходный объем, над которым неизвестный урод размахнул свой вонючий непроницаемый платок.
И тут же в немую сцену ворвался гул огромного лагеря крестоносцев под стенами Константинополя. Рыжие бородатые детины с громким хохотом жарили бараньи ноги и упивались вином из дорогих серебряных кувшинов.
Потом в роскошных своих покоях метался слепой император Исаак II, призывая громы небесные на головы броненосных варваров. Из длинного монолога Иван Петрович понял, что древний правитель страдает от материальных затруднений и предательства собственного сына Алексея, который добился разделения трона, пообещав латинянам незамедлительную выплату сумасшедшей контрибуции.
Сравнительно спокойная обстановка дворца сменилась феерическими сценами насилия и разбоя - в константинопольском пригороде разгулялся небольшой отряд крестоносцев. За временно сохраняемый престиж властителя народ по обыкновению платил головами мужчин и девственностью дочерей...
Тайный совет в лагере, восстание горожан, толпа, несущаяся по Триумфальной дороге, продажа и перепродажа всего, что продается и не продается, коронация Алексея Дуки по кличке Мурцуфл - того единственного, кто печенкой чувствовал неизбежный крах своего пестрого и нелепого государства, страшная картина удушения последнего из династии Ангелов Алексея IV, неудачливого тезки самозванца Мурцуфла и неверного сына, и, наконец, грандиозный штурм и разграбление Константинополя. Сцены отдельных схваток, открыточные виды великого города со стороны безмятежной Пропонтиды, вездесущие лисьи физиономии венецианцев и последняя любовь главаря крестоносцев Бонифация Монферратского к юной гречанке, стремящейся по-своему спасти родной город и близких людей...
Все это мощной волной влилось в Ивана Петровича, затопило его, и к немалому стыду своему он вспомнил о руке спутницы только тогда, когда движение невидимого реостата стало наполнять зал слабым белесым светом.
"Странно,- подумал он,- я пришел сюда поухаживать за девушкой, а надо же! - просто сидел и смотрел кино".
Леночка улыбнулась Крабову и забрала руку, чтобы поправить шарф и беретик и вообще привести себя в порядок. Толпа зрителей медленно рассасывалась в проходах, истекая отсюда, из воздуха, насыщенного крахом далеких миров, в обычную вечернюю круговерть, к бутербродам, телевизорам, автобусам и прочим достижениям цивилизации.