Черная невеста

Просто у них не было графского титула, подумала Флоренс, перебирая конверты, – двенадцать, все как один распечатаны и распотрошены, потому что дядя Силбер не посчитал зазорным ознакомиться с содержанием писем.

Ни графского титула, ни хитрости, ни сообразительности. Ни шансов.

А главное, она с трудом вспоминала имена, которыми подписывались отправители. И это было, пожалуй, обиднее всего.

Флоренс дрожащими руками собрала письма и встала из кресла, чтобы положить их на стол.

– Спасибо, дядя Оливер, но я не хочу их читать.

Он посмотрел на нее, приподняв брови: мол, молодец, правильное решение!

– Ты ничего не потеряла, дорогая племянница, – сказал он с жесткой усмешкой. – Можешь быть свободна. И попроси у леди Кессиди средство от припухших глаз: будет обидно потерять цветущий вид перед встречей с графом Милле.

Встретиться с принцессой во второй раз оказалось сложнее. Пришлось подключить все свои связи, точнее – все связи Эдварда, чтобы убедить Ее Высочество уделить несколько минут Ронану Макаллану, Черному ловцу.

Ее Высочество Элизабета, урожденная Третья принцесса Мироверская, была чрезвычайно занятой особой. Вся ее жизнь подчинялась строгому распорядку: чаепития, музицирование, встречи с высокородными леди, рукоделие и работа в саду.

В саду они и встретились. Элизабета сидела в легком переносном шатре: несколько деревянных перекладин его каркаса в конце дня складывались и уносились в теплицу. Полотна белого шелка защищали фарфоровую кожу принцессы от солнечных лучей. Элизабета пила розоватый чай, пахнущий мелиссой и лемонграссом, и наслаждалась тем, как ее фрейлины и несколько служанок подстригают садовые розы и избавляют грядки с ароматными травами от сорняков.

Рядом с Элизабетой стояли три лакея, готовые исполнить любой ее каприз, а вокруг были глубокие кадки со свежесрезанными цветами. Один из лакеев держал в руках опахало, которым отгонял от госпожи и от цветов опасных насекомых. Впрочем, работы у него было немного: в траве у шатра стояло несколько курительниц с благовониями.

– Герр Охотник! – Элизабета улыбнулась и протянула Ронану руку – под тонким кружевом сверкали кольца, а запястье обвивал браслет из серебра. – В этот солнечный день вы выглядите еще мрачнее, чем я вас помню!

Ронан осторожно сжал ее пальцы и поклонился, следуя протоколу.

Ее Высочество только выглядела как хрупкая фарфоровая статуэтка, но было в ней что-то почти опасное. Принцесса снова улыбнулась – кармин на ее губах делал зубы ослепительно-белыми:

– Эдвард сказал, у вас ко мне дело, – проговорила она и подала лакеям какой-то знак.

Двое вышли, третий занялся цветами в кадках: начал перебирать их, вытаскивая те, которые, видимо, находил несовершенными.

Ронан снова поклонился. В Мировере, он слышал, правила этикета куда строже, чем в Логрессе: сложная иерархия и система титулов, жесткий дворцовый протокол. Он догадывался, что, выйдя замуж, Элизабета была вынуждена принять чужой уклад. Но Ронан сейчас очень нуждался в ней как в союзнице и очень старался показать свою приязнь. Так, чтобы это выглядело естественным почтением, а не попыткой подольститься.

– Да, Ваше Высочество. – Он протянул ей сложенный вдвое лист со сломанной сургучной печатью. – Я бы хотел обсудить этот вопрос наедине.

– Это будет сложно, – ответила она, лениво взяв письмо.

Кодекс ловцов запрещал принимать анонимные жалобы на злое колдовство: тот, кто обвиняет другого в столь тяжелом преступлении, должен обвинять открыто. Исключения делались для жертв, чей обидчик оставался на свободе. Но в таком случае личность скрывали лишь от публики и лишь до тех пор, пока шло следствие. Кто-то из фрейлин Ее Высочества не знал об этом и был достаточно нагл, чтобы написать донос на сеньору дель Розель, адресованный Ронану и преподобному Томасу Льосскому – человеку, который отвечал за работу ловцов при дворе Логресса.

– Какое… интересное письмо, – задумчиво сказала принцесса.

На ее кукольном личике появилось что-то похожее на скрытый гнев.

Интересно, злилась она на бедняжку-фрейлину, написавшую донос, на Ронана, который показал ей письмо, или на Глорию дель Розель, которую попытались обвинить в использовании черной магии.

– Оно пришло в двух экземплярах, Ваше Высочество, – тихо сообщил Ронан.

Лакей за его спиной сложил неугодные цветы в охапку и, подхватив ее, вышел из шатра.

– Мне и одному из моих начальников, – добавил он. – У которого содержание этого письма вызывало лишь восхищение потрясающей фантазией его автора.

– А у вас? – спросила принцесса, все еще разглядывая аккуратную, словно на станке отпечатанную, вязь букв.

Ронан не сомневался, что ее фрейлины владели каллиграфией.

– Я не совсем понял вас, Ваше Высочество.

– Мне интересно, герр Охотник, что вы думаете про это письмо?

Она жестом попросила налить ей еще чая – и Ронан подчинился.

Пузатый чайник был тонкостенным, белым, с узором из розовых и сиреневых лепестков и золотых листьев. А еще он был теплым, почти горячим. Скорее всего, внутри лежал камушек, сохраняющий тепло.