— Без понятия, что вы имеете в виду, — но тут же не сдержалась и добавила: — Но так или иначе, он получил по заслугам. Нечего мне было жизнь портить.
«Ой, зря ты это сказала!» — предрекла моя шиза и повторно предложила сбежать, на этот раз не просто из комнаты, но и из Академии.
— Для чего тебе понадобилась его сила? Ты хотел использовать что-нибудь из этого? — на пол к моим ногам полетела знакомая книга. Я брезгливо скривилась, опознав запачканную обложку.
— А эта гадость что здесь делает?
— Это мы хотели узнать у тебя. Мы нашли её под твоей кроватью.
Несмотря на всю серьёзность ситуации, я улыбнулась, представив. Как страж Академии лично лезет ко мне под кровать. Моя улыбка, похоже, окончательно добила Варана, так как он очень тихо спросил:
— Ты считаешь, мы здесь шутки шутим?
— Нет, я просто не понимаю, в чём я виноват.
— Ты обвиняешься в покушении на жизнь одного из учеников Академии, а также хранении запрещённой литературы.
— Да не трогал я вашего ученика, будь он трижды неладен! И чхать хотел на всех остальных. Я эту ночь в книгохранилище провёл. И прошлой ночью меня здесь не было, и позапрошлой. Я вот уже пол-луны не ночую в своей комнате, потому что меня постоянно третируют старшие! Богатенькие сыночки, родители которых не удовлетворили все их прихоти!! — я буквально шипела от бешенства, прожигая гневным взглядом отшатнувшихся светлых учеников.
— Тогда как у тебя оказалась эта книга? — обратился ко мне Варан, проигнорировав вспышку и, не оборачиваясь к ученикам, приказал: — Ребята, выйдите. Мы с вами потом поговорим.
— Этой пакости здесь вообще быть не должно, — огрызнулась я. — Хотелось бы посмотреть на того психопата, который это написал!
— Ты её читал, — ещё тише произнёс Варан.
«Не отве…» — попытался перебить меня голос, но я уже говорила:
— Пролистал пару заклинаний вначале.
— Так тебе известен этот язык?
«Молчи!» — завопил голос, но я отмахнулась:
— Хеттский.
— Тот самый, за который ты принял хакадский в начале прошлого сиана? Откуда ты его знаешь?
— Без понятия. Просто знаю.
— Ученик Дарк, до суда и выяснения всех обстоятельств ты будешь сидеть в карцере.
— Какой суд? Какой карцер?! Я же ничего не делал! И к книге не имею никакого отношения!
— Вот это мы и выясним, — сухо пообещал Варан. На запястьях щёлкнули странные тёмные браслеты. Я с удивлением потрясла рукой.
— А это ещё зачем?
— Чтоб ты не сбежал.
Я ошалело смотрела на застывшего Варана, и до меня начала доходить серьёзность ситуации. Арион подтолкнул меня к выходу. На глаза навернулись злые слёзы.
— Но я же ни в чём не виноват! — воскликнула я, потом повернулась к стене и попросила: — Подтверди хоть ты!
На пустой стене под моим взглядом начал проступать портрет.
«Не-е, похоже, критинизм — это неизлечимо», — констатировал голос.
Божественная села, подтянув колени к подбородку и подтвердила:
— Не виноват, — потом портрет посмотрел на замерших статуями наставников и добавил: — Но, по-моему, тебе от этого легче не станет.
В плечо больно впилась рука магистра Ариона. Когда он заговорил, я даже не поняла, я даже не поняла, что голос принадлежит именно стражу тёмного факультета, настолько он изменился:
— Похоже, ты чхать хотел не только на фениксов, но и на законы Империй. И возникает очень интересный вопрос: откуда ты вообще взялся?
А меня больше интересует вопрос, как я сюда попала.
— А твоё одушевлённое создание мы уничтожим! — постановил Варан.
— Она не одушевлённая, — огрызнулась я. И только сейчас до меня дошло. Я в ошеломлении уставилась на стража Академии и уточнила: — Так вы считаете, что я её… — я ткнула пальцем в сторону портрета, — …одушевила? За кого вы меня принимаете?
— Я уже и не знаю, — чуть сгорбился Варан — Когда дело касается тебя, то я вообще ни в чём не уверен. Арион, уведи его.
Коридоры были пустынны. Шли мы долго и в полном молчании. Наконец, меня подтолкнули в какую-то круглую полутёмную комнату, похожую на колодец, с маленьким светильником в центре на полу. Дверь за спиной с лязгом захлопнулась.
Меня душили слёзы обиды. За кого они меня принимают? Неужели можно, не разобравшись, в чём дело, обвинять кого бы то ни было? И это взрослые фениксы, прожившие не один десяток лет… точнее, не одну сотню.
Мысли метались в такт перепадам настроения: я впадала то в мрачную меланхолию, то в чёрную депрессию, то в ярость, то невыносимо страдала от одиночества и боролась с нервничающим фениксом. Ему здесь однозначно не нравилось. Впрочем, мне тоже. Конкретной причины свого негативного отношения к этому месту я назвать бы не смогла, просто чувствовала себя весьма и весьма неуютно… и совершенно незащищено.
Голос не желал отзываться, феникс не хотел успокаиваться, но сильнее всего я страдала от голода и жажды. Временами мне казалось, что про меня забыли. Иногда я даже весьма реалистично представляла, как, доведённая муками голода до безумия, бросаюсь на первого вошедшего.