Черная нить горизонта

Звезды, восход, ледяные пики — все мимо глаза. Горы Костас не любил и было за что. По прошлой жизни всегда ждал от них какого-нибудь подвоха. Загрохочут ли камнепадом, спустят ли снежную лавину, хлестнут ли выстрелом и хорошо если одним. Замечется в теснине пиков обезумившее эхо, взлетит в высоту. Последнее свидание именно таковым и получилось…

…Стрелок укараулил в таком месте, не спрятаться не укрыться толком негде. Их пятеро. Трое десантников, раненый Стас и он. Шел первым. Сверху хлопнул выстрел, пуля щелкнула по камню. Залегли. Сразу понял — забавляется. Популяет, потешиться и начнет отстрел. Через полчаса из всей группы останется в живых он один и то если не высунется.

Вспомнилась просьба Иришки. Лучшего момента, чем лежать ничком, прижавшись мордой к холодным камням, не нашлось. Считая дырки в его шкуре, попросила думать о будущем. Своем, сына и её. Так вот, тогда будущее было только у него. Опять же, если не высовываться. А десантура? А Стас? Ничего не оставалось, как попрощаться с будущем, послав светлое завтра на три математические буквы… и лезть наверх. Так что настороженность и недоверие к горам въелись в душу и не выдуть их никакими ветрами, не обмануть никакими красотами, не усыпить восхитительным рассветом, не купить горским чаем, не отвлечь пылающим костром под булькающим газганом.

Впрочем, сейчас Костас, не смотря на свою нелюбовь к горному ландшафту, никакой особой тревоги или беспокойства не ощущал. Может потому что это другие горы? Предложение аввы Винса посетить обитель Харма воспринял спокойно. Ни внутреннего сопротивления, ни протеста. Как после очередного отпуска. Охота на службу, не охота на службу, а надо…

Рядом завозились. Откинулся полог хижины (дверь отсутствовала), и показалась голова мальчишки лет шести. Волосы всклокочены, на щеке красные полоски. Отлежал во сне.

− Как пахнет! — вдохнул он восхищенно и выбрался наружу.

Отбежал помочиться. Скрыться за кустом, от посторонних глаз не хватило терпения. Шумно попердывая, журчал по веткам. Тимий покачал головой. Если в воспитании не участвует розга, трудно ожидать хорошего.

Следом за мальчишкой вылез его отец — Птат. Опцион городской стражи Газни внешне выглядел суровым воином. Хмурился и озирался по сторонам, толи в силу привычки, толи действительно из опасений. Держался отстранено, говорил неохотно, левую руку не снимал с эфеса ромфея[25]. С мечом не расставался ни днем, ни ночью. В оружии и черпал уверенность. Это заметно всем. Тимий слышал, вечером, побоявшись один выходить из хижины, мальчишка спросил у отца.

− А ты не боишься?

− Нет, − ответил Птат сыну.

− Потому что у тебя меч?

− Потому что мужчина, − пояснил свое бесстрашие опцион. Но одно проистекало из другого.

Рассматривая Птата и Куи, так звали мальчика, Тимий находил подтверждение житейской примете. Если женщина любит мужчину, дети возьмут лучшее от обеих родителей. Нет, они будут похожи на родительницу. Сын не перенял черт отца. То, что Тимий прав в своих наблюдениях, подтвердило появление второго мужчины, Рансу, так он вчера представился. Высок, ладен и по своему красив. Скорей всего брат матери. Мальчишка сильно на него походил.

Рансу поправил на поясе дагу и поприветствовал сидящих у костра.

− Здоровья вам уважаемые.

− И вам того же, алиджах[26], − ответил за всех послушник.

− Позволите воспользоваться вашим огнем? — попросился Рансу, дергая плечами. Для такого времени, он одет неосмотрительно легко.

Мьюм сокрушаясь закачал головой. Ох, люди! Твое, мое, ваше! Готовы поделить все на этом свете. Землю, воду, воздух, даже огонь. Им мало целого. Им подавай кроху, но чтобы свою!

− Тепло очага Харма для всех.

У костра стало тесно и оживленно. Послушник щедро разливал чай, а Рансу хлебосольно предлагал сыр, ветчину, хлеб и гавут − лакомство, приготовленное из жареного гороха, растертого с сахаром и кардамоном. Куи, не успев усесться, принялся шевелить угли. Костер стрельнул искрами и зачадил. Рансу отвесил племяннику подзатыльник. Птат недовольно глянул на родственника, но промолчал. Мальчишка притих, но лишь покуда ему не подали пиалу. Он тотчас извлек из кармана сухарь и стал макать. Твердый хлеб не очень поддавался. Еда тут же превратилась в игру. Непотопляемый корабль-сухарь дрейфовал в бурном море чая. За сухарем пришла очередь ветчины, которую просто необходимо обуглить, и сыра вывалянного в золе. Вкуснотища!

И Тимий, и Костас, и Птат с родней − паломники. Другие в эти горы не поднимаются. Все добрались сюда вечером. Опцион с семейством раньше, потому занял хижину Мьюма. Монахи специально держали у моста одного из братии, помогать и обеспечивать пришлых временным кровом.