Чёрная нить

В народе поговаривали, что хорош тот правитель, которого слышно через всё поле. И отец с лихвой оправдывал эту молву. От него веяло обманчиво тихой первобытной силой, дремавшей в недрах плоти. Он двигался плавно и осторожно, как умудренный опытом старец, а на мир глядел кристально-чистыми голубыми глазами, на дне которых бушевали волны.

– Не помешало бы мне сну предаться, господа. – Глас Камуса прогнал застоявшееся безмолвие.

– Ступай, – сухо вымолвил отец, даже не поглядев на него. – А поскольку ты приходишься мне кровным братом, я даже позволю тебе пробудиться.

– Чёрная неблагодарность! – всхлипнул Камус. – Между прочим, это я твоего непробивайку сразил и…

– Умолкни. – Порыв ветра растрепал меловые волосы отца и раздул его белую накидку.

Хранители держали рты на замках, дозволяя владыке оценить положение и сплести паутину мыслей. Глен проследил за взглядом отца, мазнувшим по пятнам крови на снегу и перекочевавшим к Сэра. Мастер восседал у моста. Поникший. Словно прозревший, и оттого покорный. Со скованными за спиной руками.

– Это я, мой правитель, – в гробовой тишине произнёс Сэра. – Я передал фениксам сведения о расположении наших разведчиков.

– Что?! – Глен не поверил ушам.

Надумал выкрикнуть, что мастер, должно быть, чем-то одурманен, но не смог вырвать слова из пересохшего горла. Дил и Кира вскинули брови. Иные хранители обменялись недоумевающими взглядами.

И вдруг так странно стало… Глен будто очутился в параллельном мире, который явно сошёл с ума. Дядя в обнимку с куклой топтался у моста и жевал засахаренный крендель. Отец стоял перед Сэра неподвижно, словно выточенный изо льда. Глаза Сэра, обычно подёрнутые морозной коркой и лишённые какого-либо выражения, ныне горели тусклыми звёздами и метались в смятении.

– Верно ли я вас понял, – молвил отец, явно даруя мастеру шанс отказаться от признания, – вы сознаётесь в измене и клятвопреступлении? Каетесь, что сознательно обнажили меч против наследника клана?

– Сознаюсь, – голос Сэра звенел осколками льда, – каюсь и не смею молить о снисхождении. За прегрешения свои отдам себя на откуп смерти.

Вздор! Глен приоткрыл внутренние щиты. Чтобы прочесть отца, пришлось очистить разум от тревог и обрасти броней успокоения. Не сразу, но едва распознаваемый поток чужих чувств просочился в сознание. Щиты непоколебимости в душе отца разрушились, надломленные дланью вопиющих подозрений.

Тоже сомневается, – пронеслось у Глена в голове, – тоже не желает слепо верить в виновность господина Сэра.

– Слова ваши отзываются в моём сердце неверием, – проговорил отец, подтверждая домыслы. Казалось, в безвестность канула вечность, прежде чем он повернулся к стражам и выкрикнул: – Внемлите приказу!..

Глава 5. Невозможная истина

По велению владыки воинский совет отложили до рассвета. Поводом для отсрочки послужило нанесённое господину Сэра ранение. Несерьёзный порез. И всё же его надлежало осмотреть и промыть.

В Танглей даже недругов зачастую не казнили на месте. Что уж и толковать о прославленном мастере, служившем трём правителям и до сей пор не запятнанным чернью злонамеренных деяний. Лишь однажды на репутацию мастера пала тень – его бастард совершил кражу. Но Танглей – не тот клан, где отцов клеймили позором за проступки непутевых отпрысков.

Уведённого стражами Сэра ожидал допрос. Подтверждение вины могло повлечь за собой либо заключение в узилище и скорую казнь, либо суд поединком, где с провинившимися сходились в бою океаниды-каратели – виртуозные воины из элитного отряда, обученные с особой филигранностью.

Суд поединком мало чем отличался от казни. Но ежели замаравшим честь стражам предоставляли выбор, они в девяносто девяти из ста случаев отдавали предпочтение сражению на холодном оружии. Рождённые с клинком в руке, они и пасть желали, обнажив его напоследок. Желали распрощаться с жизнью, ускользая от поцелуев стали и слыша её прощальную песнь.

Танглей застыл в безмолвном ожидании. Над дворцом будто нависла тень огромной волны. Воины возвратились на посты. Владыка исчез во дворце. Следом в обнимку с куклой упрыгал и Камус.

Глен предложил Дилу и Кира отужинать, и вскоре они наведались в поместье и прошли в трапезную.

Середину просторной комнаты занимал мраморный стол. Стоявший на нём подсвечник устремлял к потолку завитки холодного огня. Синие отблески отражались в хрустале резных бокалов и играли на столовых приборах. Рыбные нарезки соседствовали с супницами. Блюда с дольками плодов были окружены кувшинами с нектарами и водой. Одну стену укрывали белые меховые шкуры. На другой чередовались скрещенные сабли и картины в посеребренных рамах.

Невзирая на холод снаружи, в трапезной хозяйничало тепло. Поместье было возведено у горячих источников, и нагретая водица струилась совсем рядом, щедро делясь жаром с обителью Глена и согревая ноги даже через подошвы сапог.