Чёрная нить

От былой беспомощности найра не осталось и следа. Окутывавшая его иллюзия начала развеиваться. В горле родился птичий клёкот. Плащ исчез, рубаха превратилась в кожаную безрукавку. С боков свесились парные мечи в ножнах, а за спиной с хлопком раскрылись алые перьевые крылья.

Феникс!

Ифралы затопали. Подняли рёв. В их пустых глазницах вспыхнули белые огни. Синева чар подсветила чешуйчатые бока изнутри. Скакуны топнули. Снежный покров, послушный их воле, растаял. Паутинами расползлись и размножились индевелые узоры. Ледяной настил укрыл почву.

Феникс поскользнулся. Взмахнул крыльями, чтобы подняться в воздух. Водяной поток вырвался из ладони Глена и ударил парня так, что он впечатался спиной в ель. Воздух со стоном вырвался из легких феникса. Осыпавшийся с ветвей снег комьями усеял его крылья и обратился водой. Перенасыщенные жаром крылья зашипели. Замигали алым. Затрепыхались, вяло стряхивая влагу.

В мгновение ока Дил очутился рядом и поднёс острие сабли к горлу феникса.

– Кто вас подослал? – Голос Кира звенел сталью. – На кой? Жаждали заманить нас в ловушку?

Хрустнуло, и кадык феникса дёрнулся. Феникс сглотнул.

– Яд! – догадался Глен.

Дил схватил феникса за горло и перекрыл ему воздух, но не успел помешать отравлению. Яд из раскушенного ореха уже попал в кровоток, изо рта парня вытекла карминовая струя. Он кашлянул. Выплюнул сгусток крови вперемешку с осколками скорлупы и стек на лёд. Пламя жизни затухло в красных глазах, рассеченных вертикальными зрачками.

– Клятый смертник! – Кира соскочил с ифрала и подступил к мёртвому. – Чего он жаждал?

– Желал подвести нас к Верескам. – Дил убрал саблю в ножны и оглядел заляпанный кровью подол плаща.

– А ежели там и правда творится недоброе? – предположил Глен. – А ежели речи этого юноши не лживы?

– Риск – дело благородное, Игла, – Кира вздохнул. – Но…

– Но в данном ли случае? – вторил ему Дил.

Он снял капюшон, оголяя лицо, спокойное и благородное, будто высеченное из мрамора придирчивым скульптором. Кончик белых волос, заплетённых в тугую косицу, покоился на плече. Дил опустился на колено перед мёртвым. Пока он ощупывал его, Кира, скрывшись за елями, осматривал местность. Вскоре вернулся и вскинул над головой пузатую склянку. За её прозрачными стенками посверкивали невзрачные лиловые искры, прилипшие ко дну.

Чары иллюзии! Вестимо, феникс взял их у цуйры – только её народу подвластно укрывать себя и других лживыми обликами.

Боги милостивые! Глена раздирали противоречия. Случившееся выглядело подозрительно. Чудилось, феникс ведал, где искать океанидов, и нашёл их, чтобы направить в капкан. И всё же небеса не раз становились свидетелями, как лёд и пламя схлестывались в битве. Как фениксы ради забавы скрещивали с океанидами клинки и плодили жертвы, обращая пепелищем кишевшие жизнью деревеньки.

– Поскачем, но сперва перестрахуемся, – решил Глен. – Подадим собратьям знак и попросим о помощи.

– Добро.

Дил вскинул ладонь и выпустил в небо белую вспышку чар, подавая сигнал бродившим неподалёку соплеменникам.

***

Время торопило. Они спешили как могли. Гнали ифралов по большаку столь резво, что в ушах свистел ветер. Заиндевелые прутья хрустели, выбитые осколки льда летели из-под копыт.

Ещё издали Глен услыхал звон надвратного колокола. Узрел за расстилавшейся к селению долиной дым и осознал: они безнадежно опаздывают. Смог вспухал и расползался над крышами домов. В небе мелькали крылатые силуэты, словно сотканные из пламени. Не дюжина. Больше.

Вестимо, фениксам не хватило удали напасть на Танглей. Посему-то они и ударили по близлежащему к океанидам селению. Испепеляя невинных и сжигая хижины, пожелали отомстить танглеевцам за отлов и умерщвление огненных душегубов и мародёров. А может, решили позабавиться? С фениксами трудно отличить одно от другого. Сотворяя первых из них, Умбра, должно быть, пребывал в дурном расположении духа. Вместо щепотки безумия и бравады отсыпал три ложки.

– Неслыханное нахальство! – донёсся из-за спины восклик Дила, и Глен мысленно согласился.

– Или скудоумие, – произнёс Кира и скомандовал: – Врассыпную!

Ифралы разминулись. Не щадя копыт рванули к горящему селению. Глен взял левее. Прижался к шее скакуна и помчался на звон колокола, качавшегося в надвратной башне, на душераздирающие крики, которые рвали тишину, били по слуху, то опадая, то раскалёнными иглами вонзаясь в уши.

Пламя гудело. Пожирало крыши домов и торговых лавок. Вопли набирали силу, галдёж влёт стал невыносимым.

Глен отстегнул плащ – тот упорхнул, гонимый ветром, – и огляделся. Взгляд выцепил слева трёх беженцев, справа ещё двух. Вдали мельтешили и другие, отсюда похожие на движущиеся точки. Все удирали от пламени. Обеспокоенные спасением своих жизней, норовили скрыться и затаиться.

Смельчаки. Живо сообразили, что превратятся в груду обглоданных огнём костей, ежели не ударятся в бега.

И только светловолосая наяда лет восьми стояла неподалеку от надвратной башни и с ужасом глядела на полыхавшую рядом повозку.

Чей это ребёнок? Живая мишень!