Чёрная нить

– Боги, Дил!.. – взмолился Глен. – Прошу, выражайся свободнее.

– Привычки в ножны не спрячешь. – Дил улыбнулся уголком губ, и они поравнялись и зашагали рука об руку. – Кира возложил на плечи бремя командования. Занятная история с потерпевшими вышла… Жители Вересков никогда нас не жаловали. Нарекали порочными кусками льда. А ныне верещат, аки пташки. Молят о крове. На похвалу не скупились.

– Приязнь и нужда – не одно и то же.

– Воистину.

Улыбку с лица Дила будто водицей смыло. Глен проследил за направлением его взгляда. Всмотрелся вдаль, где шагах в тридцати-сорока светлела пробоина в окружной стене. Долина за ней и правда тряслась от гомона и топота десятков ног. Кутаясь в белые плащи океанидов, на бревнах восседала стайка поселенцев. К ним неспешно стекались собратья по горю.

Одни переругивались. Другие хранили скорбное молчание. Слышались тонкие всхлипывания и плач детворы. Но самих мальцов Глен не углядел. Верно, они за стеной жались друг к дружке, как стрелы в колчане.

– Фениксы полетели через горы, – сдержанно вымолвил Дил. – Пускать по следу погоню нецелесообразно. Покуда наши минуют перевал, огневики испарятся. Учитывая странности произошедшего, Кира рассудил, что разумнее будет доложить обо всём правителю Дуги.

– Понял.

Кровавый рассвет – вестник невзгод – уже обозначился у горизонта бледной полосой. Глен окинул взором выраставшую за селением горную цепь Ааронг, похожую на крытый снежной сединой хребет огромного зверя. Восходящее солнце резко очертило островерхие пики, разбившие строй зловеще-причудливых облаков.

Бродившие по долине океаниды и жители Вересков казались снежинками, носимыми ветрами у подножия величавых твердынь. В северной части Ааронга властвовало молчаливое бездушие. Южную – отсюда незримую – обжил клан ореадов. Недавно они стали вассалами танглеевцев.

У Глена голова пошла кругом – до того долго он взирал на горную цепь, скованный её давящей тяжестью.

– Каковы потери? – Он ведал, что океаниды лишились двух соплеменников, поэтому уточнил: – Среди фениксов.

– Девятеро пожимают руки давним предкам, – Дил не шевелился. Стоял и глядел на мыски сапог, словно на него надели кандалы. – Но куда важнее иное… Не только нас подстерёг псевдонайр. Собратья наши тоже повстречали фениксов под масками иллюзии. Предвосхищаю, в уме твоём зародился вопрос, как такое возможно? Ночь к ночи танглеевцы на разведку не выходят. Меняется время. Меняются дороги. Вестимо, мы богов разгневали, раз они выложили фениксам внутренние сведения нашего клана? Или я зря возвожу напраслину? Боги ни при чём? Быть может, нам стоит опустить взоры к тем, кто пониже?

В сердце будто нож провернулся. Глен трижды размыкал губы, чтобы озвучить выводы, и трижды смыкал. Слова костьми вставали поперёк глотки. В Танглей с расцвета клана не водилось крыс. И уж тем более там не водилось изменников, готовых протянуть фениксу руку дружбы. Боги! Да водникам с огневиками и стоять-то бок о бок тошно – природная нетерпимость берёт своё.

– И почему беда никогда не приходит одна? – Глен посмотрел на приятеля.

С бледного лица на него взирали голубые глаза. Узкие вертикальные зрачки протягивались через них, как мосты через озера.

– Побеседуй с отцом, – посоветовал Дил. И добавил с нажимом: – Наедине, мой дорогой друг.

– Добро.

К тому времени, как они порешили с разговорами, солнце уже разлило свет по обезображенным пламенем руинам селения. С поднявшимся ветром бежали облака, и снег перестал. Дил и Глен свернули на главную улочку, служившую сквозным проездом через Верески, и застыли. Дорогу преградила груда древесного хлама и обломков, истерзанных огнём. На них покоился слой талого снега – слишком тонкий и невесомый, чтобы скрыть уродство покорёженной рухляди.

Из-под хлама выглядывали две обугленные ступни и перепачканная пеплом и копотью ладошка. Рядом с ней пылился вырезанный из дерева свисток-рыбка на шнурке. Он казался знакомым. Но где Глен его видел?

– Треклятые изверги. – Усилием воли он унял заклокотавшую в душе ярость.

Унял жажду броситься за фениксами. Разорвать на куски тварей, покаравших дитя, чья жизнь оборвалась, не успев начаться.

– Боги… – Дил выдохнул в кулак, и они с Гленом опустились на корточки и принялись разгребать завалы.

В четыре руки резво управились и вызволили мёртвое тело. Ожоги покрывали его до того плотно, что оставалось лишь гадать, кровь и чары какого существа текли по венам ребенка. Пальцы Глена дрожали, когда он повесил свисток на шею девочки, спеленал её в протянутый плащ и подхватил.

Они покинули селение. Вышли на продутую метелями долину. Ни криков. Ни брани. Больше никто не дёргал воинов за рукава, не донимал нескончаемыми вопросами.

Немало ночей канет в безвестность, прежде чем ужас случившего сотрется из памяти жителей и гостей Вересков. Но ныне, сидя на чём придётся и вдыхая запах гари, многие из них прикусили языки и подавили тягостные чувства, столь же понятные, сколь и затруднявшие работу океанидов.

Дил отлучился на зов собратьев и оставил Глена на растерзание смутным размышлениям.