Черная ночь Назрани

— Понимаешь, друг, я вчера вечером топал домой и нашел алюминиевую сковородку. Это же цветной металл, дай, думаю, отнесу в пункт приема, кому лишний червонец помешает. У меня при себе ни сумки, ни пакета. Я и сунул ее за пазуху. А потом на меня набросился какой-то бандюга и пырнул, гаденыш, ножом в живот. Вот она меня, голубушка, и спасла. Сначала как бронежилет, а потом как холодное оружие. Я ею так этого ханурика отделал, что на нем живого места не осталось.

Лежащий в дальнем углу парень сказал:

— Дядя Володя, сдай ты эту сковородку в милицию. Мы оформим ее как добровольную сдачу оружия.

— Нет, ребята. И не вам, и не в утильсырье. Теперь я без сковородки за пазухой из дома не выйду, — ответил тот под общий смех обитателей палаты.

Мустафа протянул Валерию перевязанную шпагатом коробку:

— Я тут тебе пирожные принес. Ты вчера жалел, что на работе забыл.

— Чудак! Не мне они нужны, то я Ларисе припас. — Валерий открыл коробку. — Вот спасибо. Здорово ты вмастил — как раз шесть штук. Будем чай пить. А ты давай рассказывай, как там у тебя. Я уже тут сегодня наслушался подробностей насчет того, что творилось в городе.

— Сперва ты скажи. Как твоя рана? Болит?

— Нет, уже заживает.

Мустафа подробно рассказал другу о всех своих приключениях. Поведением Лиды тот был буквально ошарашен. Вздохнул:

— Получается, я виноват перед тобой. Я же вас познакомил.

— Правда, — с некоторым удивлением произнес Базоркин.

Это случилось лет семь назад. Валерий встречался с Ларисой, они пригласили Мустафу на восьмимартовскую вечеринку, где тот и познакомился с Лидой.

— Так вот кто виновник всех моих страданий, — с шутливой угрозой произнес Базоркин. — А ну отдавай пирожное!

— Поезд ушел, — сказал тот и демонстративно откусил половину эклера.

— Ладно уж, так и быть, — смилостивился Мустафа. — Прощаю тебе за давностью срока.

Валерий опять посерьезнел:

— Ты знаешь, Лидкин трюк меня удивляет. Ну уж совсем на нее не похоже. В чем угодно ее можно обвинить, но такого сволочизма раньше не наблюдалось. Хоть вы и в ссоре, между вами разрыв. Но ведь все происходило как-то по-человечески. И вдруг… Должна быть какая-то особая причина.

— Я тут беседовал с московским следователем. Опытный человек, «важняк». Так он тоже сказал, что тут есть какая-то особая причина.

— Вы меня извините, конечно, — обратился к друзьям лежавший на соседней койке дядя Володя, — но меня ранили в грудь, а не в уши. Поэтому я нечаянно подслушал разговор. Мне почему-то кажется, что ваша жена выполняет особое задание и скоро получит звание Героя России. Вы еще будете ею гордиться.

— Вы меня очень обнадежили, — сказал Базоркин.

В палату вошла врач. Увидев посетителя, жестом показала на часы — пора уходить. Мустафа встал.

— Хорошая у вас тут компания, — обратился он ко всем. — Посидел с вами и понял, что еще не все потеряно.

— Черная полоса сменится светлой, — сказал кто-то.

— Спасибо за пирожное, — поблагодарил дядя Володя. — Я и забыл, когда последний раз ел такое. Наверное, в детстве. Оказывается, очень вкусно. Не хуже соленых огурцов.

Спустившись в холл, Мустафа присел на деревянную скамейку, чтобы снять с ног пакеты. Нагнувшись, он развязывал туго затянутые узелки и не сразу обратил внимание на то, что рядом с ним уселась какая-то женщина, проделывавшая противоположную процедуру: снимала туфли и надевала домашние тапочки. Подняв голову, он увидел Лидию. Она тоже не сразу узнала мужа и теперь от неожиданности оторопела.

— Удивлена? — спросил Мустафа. — Само собой: не так-то часто покойники возвращаются с того света.

Помолчав, она спокойно сказала:

— Потом я тебе все объясню.

— Когда?

— Возможно, и сегодня. Если хочешь, подожди, пока я вернусь.

Теперь уже удивился он:

— Разве в больницу еще пускают?

— Меня пропустят.

— У тебя что, — он вспомнил слова дядя Володи, — особое задание?

— Можно сказать и так.

Появлению Лидии в больнице предшествовал ее телефонный разговор с Захариным, которого она застала в министерстве в тот момент, когда капитан собирался уходить в Следственное управление.

— Юрий Алексеевич, разрешите мне навестить Ахмеда, — попросила Базоркина.

— Зачем? — удивился капитан.

— Просто проведать.

— Сейчас, можно считать, он находится под стражей, то есть арестован.

— Ну и что? — простодушно ответила Лидия. — Ведь заключенным тоже разрешаются свидания. А он болен. Может быть, ему захочется какую-то вкусную еду. Я принесла бы.

И смех и грех с этой Базоркиной. Неужели у нее к Фирзоеву такое сильное чувство? Вполне возможно. А если она хочет ему что-то сообщить? Хотя бы от того же Махмуда.

— Лидия Анатольевна, — перешел оперуполномоченный на официальный тон, — если вы хотите тайком сообщить Ахмеду какую-то информацию или, не дай бог, передать, к примеру, какой-нибудь ножик или пилочку…

— Клянусь вам здоровьем своих родителей, что у меня и в мыслях такого нет. Пускай меня обыщут с ног до головы, пускай при нашем разговоре присутствуют люди, пускай его записывают на магнитофон. Мне опасаться нечего. Я хочу просто с ним повидаться.

Что, если вправду пропустить ее к Ахмеду? Может, она сделает то, что не удалось ему.