Черная пантера из Шиванипали

Характерной особенностью ландшафта являются открытые, заросшие травой пространства, так называемые майданы. Зеленые склоны гор с редко разбросанными деревьями напоминают пейзажи парковых лесов Англии. Для полноты этой очаровательной картины не хватает только оленей, но и они здесь есть, особенно много их в Национальном парке Канха.

Парк, занимающий 97 квадратных миль, создан на базе бывшего «заповедника Банджарской долины» и лет пятьдесят назад просто изобиловал дикими животными. По количеству и разнообразию обитающих здесь травоядных и хищных животных Канху можно сравнить с заповедниками Африки. С февраля по июнь на площади не более одной квадратной мили можно одновременно видеть оленей замбаров, аксисов, гарн и гауров; в июле, с началом муссонных дождей, парк закрывается.

Здесь, как и в Африке, животные совсем близко подпускают к себе машины, но стоит выйти и попытаться подойти к ним, как они моментально исчезают.

Канха бывает открыта для посещений примерно с первых чисел ноября; к этому времени дожди прекращаются и дороги успевают просохнуть. В конце октября и в начале ноября парк в осеннем наряде удивительно хорош: за пожелтевшими полянами высятся деревья с золотистой светло-коричневой и коричневой листвой, а на заднем плане виднеются темно-зеленые массивы садовых лесов.

Но в апреле травяного покрова практически уже нет: старая желтая трава засохла, выедена животными или выпалена для улучшения пастбищ. И только слабый светло-зеленый оттенок почвы указывает на то, что скоро здесь появятся молодые ростки. Садовые деревья меняют в это время листву. Они сбрасывают ее постепенно: старые листья цвета червонного золота опадают, и их сменяют молодые, блестящие, светло-зеленые. Огненные цветы бутеи лиственной — этого «пламени леса» — уже отцветают, и лишь кое-где в ветвях еще тлеют последние «угольки». В мае деревья снова одеваются в темно-зеленый наряд, а майданы устилаются светло-зеленым ковром молодой травы.

Канха славится своими оленями замбарами, которые обитают только в Центральной, Северной и Восточной Индии и на юге Непала. В Пакистане, на Цейлоне и в Бирме, равно как и в других странах, этот подвид не встречается. Индийский замбар несколько мельче обычного оленя замбара; за великолепные рога его называют барасинеа, что означает «двенадцатикопеечный», но некоторые охотники называют так и самца кашмирского оленя, или кашмирского хангула.

Индийские замбары до сих пор встречаются в болотистых местностях северной части Уттар-Працеша (там их называют гонд) и в Ассаме. В этих сырых районах с более мягким грунтом копыта замбаров скошены сильнее обычного, вероятно, для большей устойчивости. Но в Канхе майданы более волнистые и, как правило, более сухие. Высказывалось предположение, что некогда индийские замбары обитали в болотистых местах и лишь со временем перекочевали в более сухие, но возможно, что это и не так: в Ассаме я видел индийских замбаров, живущих в сухих тростниковых зарослях довольно далеко от болот.

Для индийских замбаров характерно объединение в стада или «косяки» в зависимости от пола или возраста. В Канхе на майдане бродят «косяки», насчитывающие до сорока трех самок. В другом месте пасется «косяк» мирно сосуществующих взрослых самцов.

Встречаются и небольшие группы молодых самцов и самок примерно годовалого возраста, то есть группы, подобранные по возрастному признаку. На такие группы разбиваются и некоторые другие олени, живущие стадами.

В апреле, в конце периода спаривания, я как-то наблюдал вожака в окружении самок и не мог понять, каким образом он добился ведущего положения в стаде при наличии других взрослых самцов, которые благодушно паслись в некотором отдалении. Вероятно, между самцами происходит предварительная борьба, но увидеть их схватки мне ни разу не удалось. Можно только завидовать лесничим, студентам-зоологам и другим местным жителям, которые имеют возможность наблюдать и изучать этих чудесных животных и их повадки.

В мае 1962 года я последний раз приезжал в Канху. Подъехав на джипе к «косяку» из шестнадцати взрослых оленей-самцов, я долго пытался установить, кто же из них вожак. По-видимому, это был самый старший по возрасту олень с относительно небольшими рогами. Во всяком случае, когда олени переходили с места на место, он шел впереди, являясь, так сказать, «номером первым» в группе. Внезапно два других самца затеяли драку: один нагнул голову, другой принял вызов, и они сцепились рогами, меряясь силами. Я повернулся к своему спутнику — одному из служителей парка. Он дремал, положив подбородок на руку.

— Как вы думаете, что делают эти самцы? — спросил я.

— Дерутся, разумеется, — ответил он.

— Да, но не всерьез же они схватились. Период гона уже позади. А не приходилось ли вам когда-нибудь слышать о так называемом «уставе клевка»? — спросил я.

— Нет, — сказал он озадаченно.