— Вы знаете эту игру? Она называется «Ким». Тест на наблюдательность, — улыбнулся режиссер. — Смотрим 30 секунд на ряд разложенных на столе предметов, после чего нам завязывают глаза, и кто больше запомнил, тот и выиграл. Я сидел у Шарля Дюмолена не менее двух часов, его стол был почти пустым. Вы спрашиваете, что я там заметил? Да почти все. Часы в кожаной оправе, шесть разноцветных карандашей, пепельницу и календарь. Кроме этого, посреди стола лежал мелко исписанный лист бумаги, а на краешке стола я положил пачку сигарет.
— Вы не обратили внимания на пометки в календаре?
— Нет, мсье Лепер. Я играю только в джентльменские игры.
Комиссар расстегнул еще одну пуговицу.
— Вы подписали контракт с Дюмоленом?
— Нет, что вы. Я не покупаю кота в мешке.
— Это произведение у вас?
— Нет. У Дюмолена очень неразборчивый почерк. Он должен был завтра сам мне прочесть всю вещь. Сегодня либо завтра утром он намеревался закончить сценарий.
— Неужели? — удивился комиссар. — Но где же рукопись?
— Вот об этом-то я и хотел спросить вас, мсье комиссар: где предназначенная для меня рукопись Шарля Дюмолена?
Лепер сильно разволновался. Он обыскал еще раз рабочий кабинет писателя. Комиссар воспользовался связкой ключей убитого. Шкафчик содержал больше десяти папок и два скоросшивателя с приходящей и исходящей корреспонденцией. На папках были оригинальные надписи: «Огнестрельное оружие», «Химия», «Яды животного и растительного происхождения», «Наркотики», «Радиоактивное излучение, атом, водород», «Акустика», «Тайные проходы и укрытия», «Мелкие технические изобретения», «Выдержки из уголовной хроники» и тому подобное. Шарль Дюмолен копил вспомогательный материал. Единственный запертый на ключ ящик содержал в себе пачку писем с конвертами, надписанными женской рукой. На дне мусорной корзинки уже во время первого обыска были найдены остатки из опорожненной пепельницы. Комиссар тогда направил пепел на анализ, а сейчас изучил во второй раз какие-то ничего не значащие обрывки бумаги, апельсиновые корки, косточки. Ничего не было обнаружено. Сняли крышку с машинки, сержант Панье по очереди снимал с полок книги. Рукописи не было. Подчиненные комиссара обыскали парк, там, к сожалению, дождь уничтожил как старые, так и свежие следы.
Проходили ночные часы. Комиссар изменил план действий. Сержант Панье уехал на служебном автомобиле. Лепер послал охранника в холл, после чего, не желая нарушать порядок в комнате, где недавно было совершено преступление, поставил в открытой двери рабочего кабинета кресло со стальными ножками с лестничной клетки и уселся в нем, положив рядом с собой на пол кипу папок, скоросшивателей, писем. До утра все это необходимо было исследовать. Маленькое неудобное кресло, солидное количество материала и неугасимое желание одержать верх над инспектором Рандо гарантировали комиссару бессонную ночь.
Письма были от Гортензии и были датированы давними годами. К одному письму была приложена фотография молоденькой девушки с меланхолической улыбкой. В глубине темных глаз комиссар узнал взгляд нынешней мадам Дюмолен.
Двадцать пять лет, подумал Лепер и провел ладонью по своей совершенно лысой голове. Он расстегнул все пуговицы на мундире, чтобы не задохнуться, одышка донимала его теперь даже прохладными ночами. Он завидовал подтянутой фигуре Дюмолена и его здоровью. Все завидовали Шарлю Дюмолену… Одни завидовали богатству, другие славе. Завидовали его шику, самому красивому дому в округе, парижским связям, таланту, спокойному характеру и еще Бог знает чему. С ним считались, спрашивали его мнения, не жалели на каждом шагу услуг и комплиментов, и, несмотря на это, всегда были готовы к мелким пакостям, которые делали за его спиной, к неискренности и злым насмешкам. С завтрашнего дня к нему будут относиться только с почтением.
Комиссар Лепер задумчиво глядел на неподвижного человека, у которого счастливо сложилась жизнь. Воротник сорочки и краешек носового платка, выглядывавший из кармана, теряли ослепительную свежесть. На фоне широко открытого окна запрокинутая голова становилась все более бледной. Рассвет приближался. Комиссар Лепер отложил пожелтевшие письма. Из парка до него донеслось пение соловья.
Инспектор Рандо энергично выбрался из автомобиля, за ним вышла и его свита. Старшего по званию приветствовал у входа комиссар Лепер, он сразу при виде непроницаемого выражения лица Рандо ощутил спазм в горле. Комиссар слегка засопел, пожимая вытянутую по-военному ладонь инспектора.
Рандо отличался маленьким ростом, но эта особенность компенсировалась вытянутым в струнку станом, пружинистым шагом и прекрасно вымуштрованным эскортом. Рандо, когда-то очень досадующий на свои сто шестьдесят сантиметров роста, значительно успокоился с тех пор, когда его одарили прозвищем «Наполеон из Тулона». Он считался одним из самых толковых полицейских в южной Франции. Он был человеком интеллигентным и собранным, несмотря на то, что большей радостью в его жизни была муштра в полицейском управлении Тулона.