— Маккинсли тоже не мог извлечь никакой пользы лично для себя, завладев рукописью. Дюмолен вкратце изложил содержание повести, так что коварство Маккинсли легко бы обнаружилось. И вообще для него более ценен сценарий, на котором стоит имя Дюмолена. Это очевидно. Луиза? Луиза пишет. Луиза завидовала славе своего опекуна. Она нелестно отзывалась о нем самом и о его творчестве. Она представительница молодежи, той части современной молодежи, которая под влиянием сильных эмоций способна на преступление. После смерти Дюмолена она заперлась у себя в комнате — в комнате, напоминающей скорее могильный склеп, нежели девичий будуар. Она не выходила из дома…
— Моя дочь тоже не выходила из дому, — вмешался комиссар.
— И ваша дочь тоже? — повернул голову инспектор. — Подружки, как я погляжу, не отличаются характерами.
— Но у меня такое впечатление, что они поссорились в последнее время.
— Смерть Дюмолена разрушила их дружбу…
— Этого я не знаю. Моя дочь замкнулась в себе, она еще и болела к тому же. Меня даже совесть мучает, что я не смог вплотную заняться ее здоровьем, но столько работы свалилось на меня, что…
— А какую пользу могла бы извлечь из рукописи жена Дюмолена? Точно такую же, как при жизни писателя. Проще говоря, деньги. Американские доллары. Смерть мужа позволяет ей соединиться с Фруассаром, а деньги позволяют жить вместе с ним в достатке. И опять мы вернулись к Фруассару. Но это слишком хорошо для того, чтобы быть правильным. Эту работу кто-то сделал за Фруассара. Этот парижский бонвиван способен украсть брошь, но никогда не способен убить. Тут сомнений быть не может. Я не ошибаюсь, коллега Лепер. Пуассиньяк! — Рандо остановился, уперев руки в бедра.
Комиссар утирал неизвестно в который раз вспотевший лоб. Было жарко, конечно, но от инспекторских размышлений вслух комиссара бросало в жар в такой степени. Лепер привык к спокойному, последовательному анализу событий, к собиранию гипотез, к переходу в расследовании от одной возможности к другой только в случае исчерпания всех аргументов. Рандо говорил быстро, перескакивая с одной темы на другую, не распутывая до конца начатые клубки и не делая никаких выводов. Система тулонца вот уже несколько лет доставляла Леперу много огорчений. После отъезда Рандо он всегда чувствовал неприятный укол в сердце и огромную усталость. И сейчас Лепер заставлял себя держать в покое собственные нервы.
— Пуассиньяк! Что знаем мы об этом хмуром радикале? Знаем много и в то же время удивительно мало, — продолжал неутомимый Рандо. — Мы знаем, что он несколько раз угрожал Дюмолену. Знаем, что он курит трубку и пользуется «неотложкой», похожей на ту, что мы нашли в кабинете писателя. Знаем, что мадам Дюмолен и Фруассар видели его в ту злополучную ночь. Знаем, что Пуассиньяк коллекционирует…
— В От-Морей не существует жителя, который бы чего-то не собирал! — Лепер старался ослабить последнее утверждение инспектора, но последний не обратил на это ни малейшего внимания.
— И наконец мы знаем, что Пуассиньяк был у Дюмолена в день его смерти, а точнее говоря, между семью и одиннадцатью часами. Мы знаем, что Пуассиньяк отрицает возможность быть виденным мадам Дюмолен и Фруассаром, он утверждает, что в указанное время находился у себя дома. Мы знаем, что никто не видел Пуассиньяка, входившим в дом на склоне. Очень много мы знаем, коллега Лепер.
Рандо вновь остановился и покачивался по своему обыкновению на каблуках. Взор его блуждал по верхушкам пальм.
Лепер знал, что Рандо сейчас поразит его каким-то вопросом, не имеющим ничего общего с расследованием. Он удвоил бдительность и молился в душе, чтобы быть в состоянии противостоять требовательности своего начальника. Но инспектор в этот раз обманул ожидания комиссара. Он взял его под руку и повел вдоль улицы.
— Давайте немножко пройдемся для здоровья, — сказал Рандо. — Скоро уже я покину ваш прекрасный городок. Вы нигде не видели Маккинсли?
— Конечно, он был в «Абрикосе».
— Я гляжу, он тоже работает.
— Как вы можете позволить, чтобы какой-то иностранец занимался вещами, которые находятся в компетенции французской полиции? — Лепер позволил себе расслабиться. — Американцы беспардонные, они не уважают ничего на свете. Он же забавляется с нами. Я бы, инспектор, на вашем месте…
Рандо остановился и насмешливо посмотрел на комиссара.
— А Вуазен не кажется вам отравителем? Эти маленькие глазки, беспокойно бегающие, эта худая, длинная ладонь у такого атлета?
Ну да, конечно. Опять Рандо взялся за свое. Вуазен — отравитель! Лепер теперь окончательно потерял нить расследования. Этак вскоре окажется, что в От-Мюрей все преступники, отравители, убийцы, воры. Рандо пытается его на нет свести, он хочет ему доказать, что, живя среди этих людей, он ничего не знает об их жизни, об их второй жизни.
— Нам еще предстоит сегодня много работы, коллега Лепер. Давайте вернемся в город. Эта небольшая прогулка очень меня взбодрила.