Черная перепелка

— Думаю, что просто прошло время, и ты уже начинаешь приходить в себя. Ты пойми, Юлечка, что Макс жил своей жизнью. И мы о ней практически ничего не знаем. С кем-то встречался, может, конфликтовал; может, тайно получал деньги с пациентов или, наоборот, кому-то отказал, не взял, поехал отдавать, а человек тот обиделся, Макс наговорил ему лишнего… Это я так, к примеру. Просто у меня у самого был такой случай. А Тамара… Может, настоящий убийца знаком с Тамарой, бывал у нее дома, да и взял эту заточку. Отпечатки на орудии убийства — сильнейшая улика, ничего не скажешь, но без мотива она может и не сработать.

— А что, если ею двигала все-таки ревность?

— Где Тамара, и где ревность? Мы вообще-то об одном и том же человеке говорим?

— Вот смотри, Макс всех называл перепелками, так? С нежностью говорил, обращался к нашим медсестрам, персоналу… Но все же знают, что когда-то он произнес фразу, которую сразу после того, как он исчез, стали повторять все кому ни лень…

— Что его убьет черная перепелка? Кажется, я повторил эту фразу в разговоре с Дождевым. Вот я дурак…

— Подожди, ты же не дослушал меня. Кто такая черная перепелка, кого имел в виду Макс? Думаю, сначала имел в виду меня, свою жену, которая была поначалу хорошая, а потом превратилась в ревнивую, невыносимую ведьму, так?

— Юля!

— Да я все понимаю! Думаешь, с мужчинами все не так? И среди вас нет черных перепелов? — Она горько усмехнулась. — Да сам Тропинин и был самым настоящим черным перепелом, оборотнем, он же изменился до неузнаваемости! Стал совсем чужим!

— А к чему ты вообще вспомнила про перепелок? Что-то я никак не поймаю твою мысль.

— Черная перепелка, оборотень, сначала хорошая, потом плохая. А что, если это Тамара была черной перепелкой, оборотнем, только в зеркальном варианте?

— А… Кажется, я начинаю понимать. Синий чулок, внешне сухарь, существо, которое женщиной-то нельзя назвать, а на самом деле — блестящая любовница, опытная и раскрепощенная, словом, женщина-вамп! Роковая женщина, я правильно тебя понял?

— Ну, а что еще можно придумать? Убийство, вернее, способ убийства — все указывает на то, что совершалось оно на пике эмоционального возбуждения! Тамара, операционная сестра, представляешь, набросилась на Макса и его подружку, подгоняемая ненавистью ли, злостью, я не знаю… И с каким-то исступлением, остервенением вгоняла эту страшную острую штуковину куда попало… А ведь могла профессионально, раз — и сразу в сердце! Ведь их убивали спящих, они не сопротивлялись. Что-то и мне уже не верится, что это она. Ладно, пора вставать… Что же теперь поделать? Макса нет, а мы-то живы. Надо жить дальше. Я постараюсь.

— Обожаю тебя, — Михаил поднялся, обнял Юлию. — Знаешь, ты удивительная женщина. Ты умница! Пообещай мне, что чем бы ни закончилась эта история, кто бы ни оказался настоящим убийцей, ты будешь держать себя в руках.

— Конечно! Хотя как-то странно это прозвучало именно из твоих уст… — Она рассмеялась. — Как если бы ты готовил меня к тому, что имя душегуба — Миша Смушкин.

27

Соня мыла голову клиентке, когда за стеклянной, в затейливых морозных узорах стеной парикмахерской появилась Наташа Кравченко и стала делать ей знаки, энергично махать руками, мол, выходи!

Соня, пальцы которой были погружены в пену, замерла, а потом принялась более энергично массировать голову молодой женщины. Затем быстро смыла шампунь и укутала голову клиентки полотенцем.

— Марина, мне нужно отлучиться, срочно, — обратилась она к своей напарнице, молоденькой парикмахерше, от безделья в ожидании клиентов листающей журнал.

Стриженая голова Марины в оранжевых, ярко окрашенных «перьях», напоминала горящий костер.

— Да не вопрос! — И Марина усадила клиентку за свой рабочий стол.

Соня, набросив дубленку, вышла к Наташе.

— Ты чего? Не видишь разве — я работаю!

— По-моему, ты маникюрша, почему голову моешь?

— Вообще-то я все умею. Знакомая пришла, попросила… И вообще, какая разница?

— Сама не знаю, что говорю… — Наташа выглядела встревоженной и даже какой-то потерянной.

Свою вязаную шапку она почему-то мяла в руках. Снег, падая, застревал в ее каштановых волосах. Помада на губах почти стерлась.

— А чего без шапки?

— Мне жарко… душно… Соня, даже не знаю, как тебе и сказать…

— Господи, да что случилось-то? Кто-то умер?

— Да нет… Вернее, да, я же про Макса. Соня, — она зажмурилась и выпалила: — Я знаю, кто их убил.

— Вот как? И кто же? — Глядя на взволнованную подругу, Соня, однако, меньше всего ожидала, что услышит правду.

«Скорее всего, — подумала она, — впечатлительная Наташа сама себе что-то напридумывала или же принесла свежую сплетню».

— Давай зайдем в кафе, там и поговорим. Да и замерзла я… Поначалу жарко было, я вообще не помню, как выскочила из больницы, как бежала сюда… Соня, да меня сейчас просто разорвет от всего этого! — вдруг вскричала она. — У меня зубы стучат! Сейчас вообще удар хватит!

— Пойдем… Да что случилось-то?

В кафе было пусто, пахло кофе. Девушки сели за самый дальний столик возле пышной изумрудной пальмы.