Черная повесть

Мы с Юлей, тяжело дыша, лежали на земле рядом друг с другом и смотрели на небо. Мы были счастливы. Все страхи и невзгоды отступили на второй план. Нас переполняла эйфория. Та самая эйфория, которая случается у всякого, кому довелось познать, что такое любовь.

Деревья ласково шелестели листвой, словно умилялись нашей близости. Все вокруг казалось таким приветливым и дружелюбным, что даже как-то не верилось, будто где-то неподалеку может таиться опасность. Но как ни успокоителен был окружавший нас пейзаж, нас все равно не покидало ощущение ее близкого присутствия.

— Однако, пора идти, — пробормотал я, и беспокойно огляделся по сторонам.

— Неохота, — протянула Патрушева. — Давай останемся здесь.

— Ну вот, придумала тоже, — проворчал я. — До поселка осталось совсем немного. Если поднатужимся, глядишь, еще засветло успеем.

— Неохота, — снова протянула Юля.

Она лениво потянулась, но затем решительно вскочила на ноги:

— Пошли.

Мы затушили догоравший костер, вскинули рюкзаки на плечи, и продолжили свой путь.

Едва мы вошли в лесную чащобу, как сверху закапало. Дождь быстро перерос в ливень. Но нас это не остановило. Охваченные стремлением быстрее вернуться домой, мы упрямо продолжали идти вперед. Вокруг безудержно лило и шумело. Лес затягивался мглой. Воздух пронизывала влага. Под нашими ногами хлюпало серое месиво. А мы все шли, шли и шли.

— Что может так смердить? — вдруг беспокойно спросила Патрушева.

Я удивленно посмотрел на нее и принюхался. Моя спутница была права. Атмосфера прониклась какими-то нечистотами. Ударивший в мои ноздри запах был малоприятен и отдавал какой-то гнилью. Но он был мне знаком.

— По-моему, так пахнут болота, — сказал я.

— Этого нам только еще не хватало, — вздохнула Юля.

Чем дальше мы продвигались, тем резче и ощутимее становилась вонь. Вскоре нашим глазам предстала окруженная камышовой стеной отвратительная жижа, поверхность которой покрывал толстый слой дерна, напоминавший собой ковер из зеленого бобрика. В нас буквально вонзилась туча комаров. Они облепили нас с ног до головы, и тыкали своими жалами везде и всюду.

— Приехали, — с досадой произнес я.

Покрытая редким леском болотистая равнина тянулась и тянулась без конца и края. Ее границы были не видны и скрывались где-то за горизонтом.

— Если пойти в обход, это может занять бог знает сколько времени, и грозит потерей ориентира, — задумчиво пробормотал я.

— Но шагать через болото напрямик — еще опаснее, — возразила Патрушева.

Что же делать? Мы призадумались.

— Попробуем пройти, — твердо проговорила Юля и с досадой добавила. — Черт возьми, как я не догадалась взять с собой тот шест. Что ж, делать нечего, придется мастерить новый. Без него в болото лучше не соваться.

Она взяла топор и принялась рубить стоявшую невдалеке осину. При каждом взмахе ее лицо непроизвольно морщилось. Волдыри на ладонях, конечно, давали о себе знать. Но Патрушева крепко сжала зубы и стоически терпела эту боль. Когда шест был готов, я взглянул на ее руки и ужаснулся. На них буквально не было живого места.

Я видел, что моя подруга очень устала. Ее дыхание было частым и тяжелым, а с ее лба ручьями струился обильный пот. Она бессильно опустилась на землю. Я снял с себя куртку и заботливо накинул ей на плечи…

Мой голос предательски задрожал. Приближался самый мучительный момент моего повествования. Я изо всех сил щипал свои руки, вонзал ногти в кожу, чтобы причиняемой себе болью заглушить рвущийся наружу плач. Но это не помогало.

Заметив мою заминку, следователь подбадривающе потрепал меня по плечу и негромко произнес:

— Ну, успокойся, успокойся. Возьми себя в руки. Будь мужчиной.

Я вытер рукавом глаза, и, пересиливая себя, продолжил рассказ: