Черная Призма

Но его наблюдения не давали ответа на вопрос: сколько страха примешивается к ненависти к парийцам. Парийцы уничтожали мятежников каждый раз, как наставал их черед. Может, их жестокость приведет к тому, что тирейцы дважды подумают, прежде чем взяться за оружие. А может, наоборот, возьмутся куда быстрее. Корван не знал, не мог знать, не пробыв в городе какого-то времени. Но времени у него как раз и не было.

Город был куда более космополитичным, чем когда он был тут в последний раз, лет десять назад. До войны Гарристон был таким же людным и пестрым, как любой богатый портовый город в мире. После войны все, кто мог уехать, уехали, особенно те, кто выглядел как чужак. Напряжение было чудовищным. В ту пору в Гарристоне остались только тирейцы и тогдашние оккупанты. Похоже, с каждым кругом оккупации здесь оставались торговцы и солдаты, переженившиеся с местными. Корван заметил двух болтающих торговок, подметавших свои открытые лавки соломенными вениками. У одной женщины были традиционная тирейская карамельная кожа, густые темные брови и волнистые волосы, а у другой кожа была медовая и пепельные волосы, редкие даже в Рутгаре. Одеты они были почти одинаково – браслеты на руках, длинные льняные юбки, волосы, обернутые шарфами.

Корван миновал переулок, где детишки вместе играли в гадду, гоняя кожаный мяч. Детишек тирейской крови явно было больше остальных, но команды были смешанные. Несколько матерей наблюдали за игрой, стоя достаточно близко друг к другу, несмотря на свое происхождение, перешептываясь или подбадривая игроков.

Не пороховая бочка. Это хорошо. Радикальный сдвиг во власти и взрыв беззакония в городе, где сосед ненавидит соседа, вызвал бы бессмысленное кровопролитие. Гарристон уже навидался такого.

Водяной рынок, в целом расширенная версия Ректонского, был почти пуст, не считая нескольких торговцев, предлагавших перекус проходящим солдатам и тем, кто пропустил обед. Корван купил несколько кроличьих шашлычков и маринованной рыбы под жгучим илитийским перечным соусом и стал есть на ходу.

Прежде чем направиться к Травертинскому дворцу, Корван подошел к вратам Старухи. Здесь, как и у врат Хранительницы и Возлюбленной, статуя была встроена в стену. Но на сей раз Корвана интересовала не статуя. Он пришел посмотреть на солдат. Ворота на ночь были закрыты, хотя бандиты явно уже давно не осмеливались нападать на город. Солдаты, стоявшие на вершине стены, шутили, смеялись, громко разговаривали, даже выпивали в отсутствие старших. Корван заметил лучников на Короне Старухи и верхушке Посоха – двух башен по обе стороны ворот, – но две лучницы, разместившись там, отложили колчаны, сняли тетивы и ни разу не обошли дозором свои посты.

Значит, с дисциплиной плохо. Солдаты стали городской стражей, пусть и не по своей вине. В первый год оккупации солдат могли посылать против разбойников или патрулировать реку. После этого они возвращались в город и становились городской стражей. Солдатские обязанности казались излишними, дисциплина падала. Башня, где было не за чем следить, вскоре стала местом, где солдаты играли и пили. Корван направился к Травертинскому дворцу. Конечно, какому-то крестьянину не дадут войти внутрь прямо с улицы, чтобы встретиться с их принцем, так что неподалеку от главных ворот он нырнул в переулок. После захвата Каррис Корван разведал лагерь Гарадула достаточно хорошо, чтобы понять, что любая попытка ее освободить будет самоубийством. Затем после рандеву с другими генералами армия распухла – скорее всего, из-за насильно набранных рекрутов – и они свернули на юг. Корван вернулся в пещеру возле Ректона.

Он был почти разочарован, что воры так и не нашли его захоронку. Когда ректонская алькадеса сказала Корвану, что они с дочерью могут остаться, он спрятал все, что могло связывать его с войной, как ради безопасности своего нового дома, так и собственной. Он сбрил свои знаменитые усы и продал богатую одежду и оружие за льняные штаны и красильную лавку. То, что тогда казалось ему жалкими монетами, теперь было целым состоянием, но за прошедшие годы потратить их было просто невозможно. Ни у кого в Ректоне не было ни одной золотой монеты, особенно с профилем кроволесского сатрапа.