Черная Призма

Он не имел в виду, что Кип этот самый большой секрет. Это было бы глупо. Конечно, она знала о Кипе. Но у него мозги не работали. Ее близость, битва, влияние избыточного извлечения и внезапное ощущение беззащитности застопорили его мышление.

Она дала ему пощечину. Он заслужил ее.

Гэвин сказал Корвану:

– Всегда может быть хуже. Погода держится? – Он сел. Если он хочет, чтобы эти баржи пережили шторм, у него много работы.

– Держится, – сказал Корван. – Когда займешься делом, твой настрой будет иметь значение.

Гэвин осекся. Корван и прежде так с ним говорил, но не после войны.

– Ты о чем?

– О том, что владыке Омнихрому плевать на Гарристон. Гарристон для него лишь шанс отнять у нас победу и обставить убийство сатрапа так, чтобы мобилизовать людей на войну с тобой. Он хочет уничтожить Хромерию. Он хочет уничтожить веру в Оролама и установить новый порядок. А мы еще даже и не знаем, что это за порядок.

– Тогда переименуем просто поражение в сокрушительное поражение, э? – Гэвин понимал, что ведет себя как мальчишка, но Корван был единственным человеком в его окружении, которому он мог поплакаться. Хорошо вернуть себе друга.

– Нам надо быть готовыми к войне, – сказал Корван. – Большей, чем просто битва за маленький город.

– Думаешь, люди пойдут к нему?

– Табунами, – ответил Корван. – Моя дочь примкнула к нему, а она не дура. Так что придется поверить в то, что он харизматичен, и мы уже увидели, что он достаточно разумен, чтобы победить нас и получить что хочет. Так что надо посмотреть, что у нас есть, и подготовиться.

– Мне жаль, что она примкнула к нему, Корван. Она казалась такой здравомыслящей девочкой. Надо мне было получше присматривать за ней, пока она была…

– Она здравомыслящая девочка. За нее я не беспокоюсь. Она вернется, – сказал Корван. В его голосе звучала напряженность, как и должно было быть. Он пытался убедить и себя. Но Гэвин понимал, что не надо давить.

– Так что у нас есть? – спросил Гэвин.

– Ты и я. К нам вернулись Каррис, Кип и Железный Кулак, а мы легко могли потерять всех троих. У нас есть самоотверженность, верность, благоговение и мотивированность тридцати тысяч человек, которые сейчас верят в Гэвина Гайла всей душой. Я бы назвал это началом армии. Ты Призма. Как какой-то языческий король собирается устоять перед тобой?

Гэвин рассмеялся, поскольку оба они понимали, что есть тысячи путей. Образ мышления Корвана немного пугал. Он видел все насквозь. Гэвин бы поосторожничал. Есть то, что лучше не говорить даже ближайшему другу. Великие цели лучше всего достигаются через заблуждения.

Гэвин задумчиво проговорил:

– Знаешь, я составил список дел, которые мне нужно сделать до того, как я умру, и первым в этом списке стояло освобождение Гарристона. То, что я допустил после войны… не знаю, может, это худшее, что я сделал, тут выбор большой, но я позволил, чтобы то, что случилось с Гарристоном, затянулось на шестнадцать лет. При всей моей власти я так и не смог заставить Спектр прекратить это.

– Я знал одного человека, который имел склонность менять правила, когда не мог выиграть. Он не сдавался, когда остальные говорили, что он уже проиграл, – сказал Корван. – Значит… Гарристон представляет собой горсть полуразвалившихся домов с непреодолимой стеной.

– Значит, построив стену, я изменил правила. Я попытался, Корван! Я проиграл! – Гэвин скривился – начинался рассвет. – О, а дальше ты скажешь – «ты потерял горсть развалюх». А я отвечу: «Да, мы это установили». И ты укажешь, что когда я решил освободить Гарристон, меня, видимо, беспокоило не убожество строений, а жалкое состояние жителей.

– А затем я скажу, что все эти люди, которых ты хотел освободить, находятся здесь. А затем ты признаешь превосходство моей мудрости.

Гэвин рассмеялся. В какие-то минуты ему казалось, что с момента их разлуки не прошло ни дня.

– Ну, мы оба знаем, что чего-то одного из этого не случится.

Корван усмехнулся. Однако он был прав.

– Итак, – сказал он, – выйди к людям и улыбнись, похлопай солдат по спине, веди себя как император, перед которым стоит великая цель, веди себя как промахос, который выполнит эту великую цель. Ты освободил этих людей. Ты хочешь защитить их, и ты дашь им новый дом. Ты дашь им справедливость. И они помогут тебе.

– Иногда мне кажется, что лидером должен быть ты, не я, – сказал Гэвин.

– Мне тоже, – ответил Корван. Он усмехнулся: – Пути Оролама неисповедимы. В некоторых случаях очень неисповедимы.

– Спасибо, – сказал Гэвин. Оба они рассмеялись. Это было приятно оголодавшей душе.

– Кстати. Как твоя спина? Я мог бы поклясться, что этот хорек пырнул тебя. Надо прославить Кипа как героя за то, что он остановил его.

– Он, как понимаю, перехватил его в последний момент, – сказал Гэвин, хотя он должен был бы получить прямо пулевой удар по почкам от кулака мальчика, когда Кип перехватил его, поскольку его обожгла боль. Он задрал рубашку и показал место Корвану. Рубаха над почками была разрезана, но кожа была цела. – Чуть не попал, – сказал он.

Корван присвистнул.

– Видать, на тебе рука Оролама, друг.