Но когда девчушка повернулась, все сомнения разом рассеялись. У нее оказалось лицо, густо усыпанное рыженькими веснушками, словно воробьиное яйцо, и совершенно порочные желтые кошачьи глаза. Она прищурила их, разглядывая компанию, вытащила из кармашка платья пачку «Примы» и небрежным жестом сунула сигарету в рот. Щелкнула пальцами, покосившись на Андрюшу, и тот галантно поднес ей зажигалку. Она глубоко затянулась и лениво отставила сигарету, держа ее двумя пальцами.
– Знакомьтесь, – возгласила Митрофановна сиплым голосом пьяного дворника. – Клава, воспитательница детского садика. Телефон восемьдесят один тринадцать. Бежит по первому зову. На пятерки, валявшиеся под ногами, никто не обратил внимания. Эти и не такое видели – у каждой был солидный северный стаж.
Матвей пригласил девиц в комнату, попутно облапив новенькую: действительно, цыпленок. Она сразу же умело обвисла в его руках, подставила для поцелуя губы, крашенные бантиком.
– Бордельеро потом, – сказал он. – Сначала жахнем.
Он взял бутылку шампанского, отошел в угол, снял проволоку и нацелился в лоб Вадиму. При хлопке тот инстинктивно пригнулся, пробка застряла в его кудрях. Он тут же ловко выстрелил в Матвея – свистнуло у виска.
Вадим принялся разливать пенную струю, а диктор побежал на кухню поставить противень с новой порцией уток. Матвей тоже вышел на кухню и, разняв кричавших маститых начинающих литераторов, открыл фрамугу. Так и есть, не зря мела поземка. В глаза хлестнул сильный порыв ветра со снегом – пурга. Что ж, скоро можно начинать проверку-эксперимент.
В большой комнате шел горячий спор об НЛО – неопознанных летающих объектах. Затеял его, конечно, Иноземцев.
– А вот, а вот, – потрясал он обветшавшими вырезками из разных газет, – над Украиной пролетел, над Прибалтикой, а в Петрозаводске над главной улицей прокатился. Сообщают и тут же опровергают.
– Да зачем опровергают? Давно признанный факт.
– Как его признаешь? У начальства при одном намеке судороги: как так, значит, не мы самые главные? Выходит, что и мы под наблюдением, колпаком? Кто дозволил?
– Народ-то видит. Да не скоро скажет.
– А они над нами – наблюдают, наблюдают… – проблеял Овин.
– Ну а нам плевать. Мы привыкши. Кто только нас не наблюдает.
Яна рассказала, как несколько лет назад над их селением пролетело огненное тело, и все высыпали из домов: думали, с той стороны пролива закинули какую-то бомбу.
– Прямо ужас охватил всех, собаки выли…
– Во! – поднял палец Иноземцев. – Необъяснимый ужас характерный признак приближающегося НЛО. Иди-ка, запишу твои показания. Я собираю официальные свидетельства очевидцев.
И он торопливо повлек ее в соседнюю комнату, совсем не официально обнимая за осиную талию. Все, осклабясь,[5]
смотрели им вслед: Яна орешек не по зубам. Она сама выбирала себе возлюбленных, и чуть что не по ней – хлестала по мордасам. Особенно не выносила тех, кто подъезжал к ней на ярко раскрашенной тележке, старательно маскируя свои гнусные намерения, а Иноземцев был именно из таких. Яна же любила прямоту и искренность.По знаку Матвея все приглушили разговор, прислушиваясь, что делается в соседней комнате. Ждать долго не пришлось: раздался такой звук, будто хлестнули мокрой простыней по столу, и влетела хохочущая Яна. За ней, потирая побагровевшую щеку и пряча глаза, вполз Иноземцев со своими подшивками.
– Что, подлец, делает! – указала на него Яна. – Одной рудой записывает, а другой… Очевидец! Сказал бы прямо: раздевайся, ложись.
Веселье становилось неуправляемым. За окном уютно гудела пурга. Матвей взял из угла кожух и шапку. Никто не обратил внимания, лишь Вадим встрепенулся.
Пурга сразу поглотила его – вытянутой руки не видать. Спустившись с крыльца, постоял, дожидаясь: кто же выскочит следом. Под полушубком ладонью грел тяжелую гантель. Но никто не выходил, со стесненным сердцем он пошел, ориентируясь в непроглядном воющем мраке присущим лишь северянам шестым чувством направления, с трудом вытаскивая торбаса из плотных сугробов.
Пурга в этом городе не просто пурга, а кара божья. В глаза летят смерзшиеся куски наста, угольная крошка, песок, мусор. Хорошо, хоть бутылки не летят… За несколько минут на бровях и ресницах намерзли ледяные колтуны, так что уже и глаз не открыть. Впрочем, в этом не было никакой надобности – все равно ничего не видно. На зубах скрипели песок и угольная крошка.
Город не так уж велик – в хорошую погоду из конца в конец три скока. Но в пургу и в жестокий мороз продвижение казалось нескончаемым.
Под ногами чувствовалась твердая дорога – она-то и вела, Матвей миновал здание райисполкома, потом Дворец пионеров, который оставался где-то в стороне. В ревущей мгле слабо обозначились светлые пятна. Он ввалился в пятый магазин и долго отдирал колтун с ресниц. Наконец проморгался и встретил улыбчивый взгляд продавщицы Любы. Она коротала время, сидя У прилавка и пересчитывая скудную выручку, – покупатели в такую погоду забредали редко.
Привычно потянулась к полке с водкой.