Кое-кто из «застрельщиков» уезжал все-таки, в отчаянии или спьяну решив «рвануть», но потом неизменно возвращался. Поэт-сторож Андрюша уезжал дважды, столько же – Куницын, а Матвей даже трижды, но все неизменно возвращались на Север, как магнитная пулька. Пряча истинную причину, шутили, что привыкли к длинным рублям, а на материке, дескать, нужно все время слюнить пальцы, чтобы копейка не сорвалась и не закатилась. На самом же деле – и Матвей это особенно остро почувствовал во время отъезда – их неудержимо тянуло назад, в мир простых открытых душ, безоглядной взаимопомощи по первому зову.
Однажды Матвей застрял из-за пурги в аэропорту на две недели, «высох», и его кормил и поил совершенно незнакомый нефтеразведчик, а потом его и нефтеразведчика кормил и поил художник, о котором они только и знали, что его зовут Юра. Сказочная страна в наш век холодного расчета и первой заповеди: «Урви, или урвут у тебя!»
А еще эта сказочная страна полонила души чем-то неуловимым. Уж в каких цветущих городах не пожил Матвей – и в Ленинграде и в Хабаровске, и во Владивостоке, и в Полтаве, даже скромный Магадан выглядел в сравнении со здешними селениями европейской столицей, а все равно тянуло именно на эту неухоженную, замусоренную, какую-то обиженную землю, вызывающую щемящую любовь.
У него навернулись слезы на глаза («Становлюсь плаксив», – машинально отметил он), и, пряча их, он скомандовал:
– Нацеживай!
Каждый по северному обычаю нацеживал себе сам: сколько хочет и может.
– Ну, будем! – Куницын высосал первым. Не выпуская из руки папироску, опрокинула Куховарова.
Поднеся ко рту стакан с водкой, Матвей явственно ощутил запах этилового спирта – первый признак начинающегося штопора. Значит, организм уже переполнен им и обмен веществ идет по сивушной схеме. «Сколько теперь продержусь? Ведь агент еще не раскрыт…»
Матвей нагреб около себя копну пятерок:
– Кто на копытах шататься может?
Вызвались Гаранжа и Куканов, вооружились авоськами, сумками.
– Шампани, коньяку, сиводрала, бормотухи – весь ассортимент, на все вкусы, и так, чтобы больше не бегать, – наставлял их Матвей.
– Все равно не получится, – радостно ухмыльнулся Андрюша. – Еще не раз побежим.
Матвея всегда изумляла его способность выстоять в любой шторм. Худой, в чем только душа держится, но, бывало, все полягут, а он один бредет в магазин, потом растаскивает «павших» по домам. Он объяснял, что сивуха придает ему силы.
– Держитесь, – сказал он, окидывая всех широко расставленными серыми глазами, в которых светились ум и тоска. – Не улетайте!
– А куда мы улетим, – сказала Куховаров. – Уходите, но возвращайтесь.
Когда хлопнула за гонцами дверь, Вадим оживился:
– Для полного кайфа нужно высвистать бабец. Он потянулся к красному телефону, который стоял на столе, и обнаружил, что тот разбит. Кряхтя, поплелся в прихожую, где стоял параллельный черный телефон, – тот тоже был разбит. Постоял в недоумении.
– Неужто отрезаны от мира? Оба не работают? Матвей злорадно наблюдал за ним.
– Почему? Оба работают.
Вадим хмыкнул, рассматривая аппарат, из которого вылезали внутренности:
– А как…
– Придерживай вилку коленом, а говори туда, где слушают, и слушай там, где говорят.
– Меха-а-аника… Ну ладно, сейчас наберу для тебя заветный.
Прикрывая диск телефона, чтобы не подглядели (публика хваткая), Вадим набрал номер.
– Але! Танюша? Что, котельная? Тьфу… Снова набрал – не то. Задумался.
– Надо же, вылетело из головы… Из угла кто-то бухнул:
– У Таньки восемьдесят девять двадцать два.
– Что? Точно! А ты откуда знаешь? – он растерянно блеснул очками.
– Кто ее телефон не знает… Вадим сконфуженно набрал номер.
– Танюша? Але! Да, Вадим. Только прилетел. Ну, долго рассказывать. Приходи. По дороге подруг захвати – чем больше, тем лучше. Точнее, чем лучше, тем больше. Что? К Матвею.
Та возмущенно застрекотала в ответ.
– Погоди! – крикнул Вадим. – Придешь, за бутылкой разберемся.
Он с треском бросил трубку и повернулся к Матвею.
– Отец! Ты уже там побывал.
– Она сама меня высвистала. Только я закрутился и пришел не в точно назначенный срок.
А точнее, он пришел не только не в назначенный срок, а в совсем неудобное время – уже за полночь и пьяный. Танька открыла дверь на щелку и зашипела:
– Сейчас нельзя, у меня гости. Приходите завтра, – и тут же захлопнула.
Гости или гость, если они были, не высовывали в коридор носа, и Матвей, плюнув на порог, ушел. Видимо, об этом сейчас стрекотала по телефону Танька.
– Все справедливо, – кивнул Вадим, выслушав. – Чего ж она возмущается, не пойму.
– Женские капризы. А я не в унисон сработал… Ты бы сказал ей, чтобы марафет навела. Открыла мне – лахудра в стереокино. А после марафета смотрится.