Анализатор пил крепче и тоже жил неизвестно на что, но каждое утро покупал пачку свежих газет и внимательно их прочитывал, изучая всякое смещение и перемещение кадров. Почему-то именно в этом деле он обладал феноменальной памятью и мог назвать руководителя любой области и края не только в данный период, но и в любой отрезок времени. Сегодня ты великий чин, а как полетел с постов, то упоминание о тебе хлорофосом из всех энциклопедий вытравят, и если где и останешься, то разве по недосмотру. Бывало так, что где-то спор возникал до мордобития и требовалось его разрешить. Слово анализатора в таком случае читалось крепче архивной справки с печатями и вознаграждалось бутылкой, которую он торжественно приволакивал в комнату Матвея.
Тимофей был передовым бригадиром еще в те времена, когда Матвей работал в «Амурском воднике» и не раз писал о нем. Падение его началось, когда одна центральная молодежная газета печатала о нем большой очерк «Тимофей – горячее сердце» его избрали делегатом какой-то конференции. Дали ему слово – передовой бригадир, рабочая косточка, железный стержень. Железный стержень как вылез на трибуну да пошел брякать не по шпаргалке, а от ума, который за разум зашел, о мировом преобразовании – еле с трибуны его стащили. Тут же отвезли, проверили – вменяем, но порет ахинею и стоит на своем. Подлечили немного и выпустили, и пошел бродить по белу свету Тимофей – горячее сердце, пока Матвей не подобрал его аж во Владивостоке у какой-то урны, привел домой и отогрел. А с виду парень хоть куда, можно снова на конференцию, только через каждые полчаса глотает нитроглицерин – посадил горячее сердце на горькой – да глаза разъезжаются и лихорадочно блестят: сразу видно, на трибуну выпускать нельзя даже со шпаргалкой.
А теперь вот жили Иноземцев и Шутинис. Иноземцев как приехал по вызову Матвея, сразу на полмесяца закатил голодовку, все сидел в углу и сосредоточивался. Потом стал печатать талмуд «Звезды и мы», в котором подробно рассказывалось, под какой звездой кто родился, каким характером обладает и что его ожидает за поворотом. Так Матвей узнал, что родился он под знаком Близнецов, то есть воздуха, покровитель у него Меркурий, бог торговли, искусств и жуликов, знаток тайн магии и астрологии, что Близнецы умны, схватчивы, имеют разносторонние интересы и среди них обретаются великие люди и гении.
До чего же хитрая наука астрология! Как ни примеряй, а что-нибудь подойдет, особенно если очень хочешь поверить. А кто не верит в глубине души, что он гений?
О работе Иноземцев не заговаривал, но в перерывах между голодовками ел и пил исправно. Правда, он подрядился вылечить гипнозом и голодовкой не то от артрита, не то от радикулита одного местного бюрократа, заставил беднягу поститься и ходил регулярно морочить ему голову сеансами гипноза, в результате почти убедил его, что тот вылечился. Позже больного с сильнейшим приступом уже не артрита, а целого букета болезней увезли в больницу, но и тут Иноземцев выкрутился, объяснив все происками межзвездных сил.
Сейчас, жадно пожирая утиную гузку, он доказывал, что нужно питаться только сырой крупой или пшеницей.
– Утром две морковки, на обед горсть распаренной крупы, на ужин яблоко, и проживешь двести лет. У меня статья есть.
– А если тебя кормить отрубями? – заинтересовался диктор. – Сколько протянешь?
– Еще спартанцы питались так! – размахивал обглоданной костью Иноземцев. – После целого дня военных упражнений они получали по горсти зерна и удовлетворялись этим.
– Кстати, спартанцы жили в среднем до тридцати лет, – вставил Матвей.
– Потому что воевали! Они не умирали своей естественной смертью.
– И не оставили после себя никакого культурного наследия, – добавил Вадим. – Были, как говорится, и сплыли.
Шутинис прибежал сюда еще осенью в дождь, как мокрая бездомная кошка, удрав от своего работодателя, известного куркуля Билыка. Тот ловко воспользовался новым постановлением, поощрявшим личную инициативу в решении продовольственной проблемы, и в районе рыббазы основал целую свиноферму. Ему отпускали по льготным ценам корма, выделили списанную доходягу лошадь, и он объезжал столовые и ресторан, собирая объедки в молочные фляги, и привозил все это на ферму. Для ухода за свиньями, самой грязной работы, нанял двух бичей, совсем уж опустившихся и бесправных, живших где-то на чердаке, – Шутиниса и Харчева. Платил он им по сто рублей в месяц. Этого еле-еле хватало на прожитье да еще иногда на пару бутылок.
Бичи терпели-терпели и взбунтовались. Получив зарплату, решили смыться в областной центр, но куркуль в аэропорту перехватил их и пригрозил выдать милиции. И бичи покорно вернулись на ферму сгребать навоз и разливать помои отъевшимся хрякам, которые в будущем обещали куркулю баснословные прибыли.
И все-таки они сбежали в конце концов, и Шутинис прибежал к Матвею, о котором слышал от какого-то алкаша.
Матвей сказал просто: «Живи пока здесь», хотя совершенно не знал его. Потом ему пришлось жестоко раскаяться, как уже раскаивался не раз, но уроков не извлекал и снова привечал проходимцев.