Черная радуга

– Все рухнуло, – сказал он Мише, войдя в палату. – Могу и выпить, а толку много ли? Один кашель и морда красная, будто крапивой настегана.

Многоопытный Миша только усмехнулся.

– Только что принял? Дуй быстро в туалет, нет, лучше в умывальник, там сейчас никого нет, и два пальца в рот. Если и всосется, то немного. А потом придешь.

Матвей выблевал гадость, умылся и с полотенцем, через плечо, насвистывая, прошел мимо медсестры.

– А теперь вот это, – Миша сыпанул из белого пакетика в стакан кристаллического порошка, налил воды, размешал пальцем. – Хлебни.

Матвей выпил, и ему свело скулы.

– Что это?

– Абсолютно безвредная вещь. Даже более того, полезная. Видел в вестибюле перечень продуктов, которые можно приносить в нарко?

– Видел.

– А что внизу написано? Красным?

– А-а… «Приносить лимоны строго воспрещается». Я еще подумал: ну и дурни, там столько витаминов.

– Не такие уж они и дурни. Лимон нейтрализует эту пакость. У меня лимонов нет, зато есть лимонная кислота. Еще лучше.

Уроки народные! Внимай и говори: спасибо. Сколько раз они спасали жизнь и отводили беду.

И снова уколы. Матвей не боялся их, как некоторые алкаши, дрожащие и по-куриному заводящие глаза при виде иголок и окровавленных комков ваты. Но процедура была муторной, уколов множество. Раз на раз не приходится. Одна медсестра делала уколы легко, словно играючи, другая тыкала, как в доску, не попадала в вену и шарила толстенной иглой под кожей, шарила, потом вытаскивала ее и снова тыкала, пока алое облачко в стеклянной трубке не возвещало о том, что вена найдена: кровь под давлением устремлялась в шприц. Но и после этого умудрялась потерять вену и ввести глюкозу под кожу – на том свете бы тебе так вводили! Некоторые от этого теряли сознание, Матвей тоже не раз «отходил», сидя на кушетке и обливаясь потом.

– Не больно?

– Ваше дело колоть, наше – терпеть. Расплачиваемся за грехи наши – колите, режьте!

Такое самобичевание им нравилось, хотя на самом деле Матвей и не кривил душой. Так и думал: получи, что заслужил. Но иногда это оборачивалось против него. Дело в том, что, вводя в вену лекарство и спрашивая: «не больно?», «не печет?», медсестра заботится не о прекрасном самочувствии алкаша, как это кажется со стороны, а лишь контролирует правильное прохождение лекарства. Если печет – значит лекарство пошло не в вену. Ему пекло, аж на стену хотелось лезть, а он цедил:

– Ничего… нормально…

– А почему волдырь вокруг укола? – замечала наконец она и выдергивала иглу. – Что же не говорите? У него уже звезды роились в глазах.

– Посидите, посидите, сейчас пройдет, – хлопотала она, опять-таки озабоченная не его самочувствием, а тем, чтобы не стало известно врачу – брак в работе. – Ладно, больше уколов вам делать не буду.

Нет худа без добра.

Он сразу выделил двоих: суровую неприступную Галю и веселую смешливую Люду. У обеих, как говорится, «легкая рука» – уколы ощущались, словно укусы комаров, а в вену попадали с первого захода. Была еще толстая добродушная Мария Степановна, но у той под конец смены начинали трястись руки, и попадать к ней нужно было в первых рядах.

– Почему руки трясутся? – спросил он. – Ну я алкоголик, понятно.

– Эх, милый, – проворно отламывая кончики ампул, охотно заговорила она. – Я ведь с параличом месяц лежала, спасибо нашему Игорю Ивановичу Овчаренко, невропатологу, хоть и зашибает, а золотая голова, руки бриллиантовые, выходил. Дали инвалидность, а как на ту инвалидность проживешь? Дочка в институте, ей тоже помогать надо. Вот и попросилась снова, дотяну до настоящей пенсии, хотя и она не клад…

Ее можно было попросить не делать некоторые уколы, она охотно ставила плюсы в карточке.

– Иди, болезный…

Но серу даже она не пропускала – нельзя, это ведь не столько лекарство, сколько дисциплинарное наказание. Если бы стало известно, что она не дала кому-то серу (алкаши и ее заложили бы как миленькую – для многих из них нет ничего святого), то и полетела бы Мария Степановна из нарко, не дотянула бы до пенсии своей жалкой, оставила бы без помощи дочку-студентку да и сама перебивалась бы на ливерной колбасе.

Кроме сернокислой, назначали и обычную магнезию – тоже не подарочек. Всем больным ее колют вместе с новокаином, чтобы не лезли на стенку, ну а алкашам ее вкатывали без обезболивающего – терпи, бесправное семя! И выползал алкаш из манипуляционной выпучив глаза и подтягивая ногу, словно параличный, долго шкандыбал по коридору взад-вперед, чтобы «расходить» укол, иначе будет торчать болючим холодным камнем. Можно бы грелкой рассосать, да разве положена алкашу грелка?

Матвей искоса смотрел, как Галя воровато выхватила коробку с новокаином и смешала магнезию с ним, а потом спрятала коробку. «Симпатизирует, – подумал с теплотой. – Или сочувствует…» Укол почти не услышался, холодного камня не было.

– Спасибо, – он повернулся и прямо посмотрел в ее темные, опущенные густыми ресницами глаза. – Не забуду.

Она зарделась, но ничего не сказала. На следующий день Люда сделала то же самое. Матвей и ее поблагодарил, она нервно хохотнула:

– Носите на здоровье.