Почти всю дорогу до селения мы проделали молча. По временам я закуривал, и тогда она протягивала руку за сигаретой. Иван тоже за компанию выуживал из-под щитка «Приму», и кабину тотчас заволакивало дымом. Впрочем, через многочисленные щели в кабине дым тут же выдувало.
В молчании доехали до селения. У конторы шофер остановился, я вывалился из кабины и стал смотреть, как подъезжают остальные самосвалы и автоцистерны. Сзади хлопнула дверка. Уала уходила по середине дороги своей ритмической походочкой, словно под неслышную музыку. Чем-то она напоминала Ларису, только походка Ларисы сразу вызывала мысль о постели или смятой траве, а при взгляде на Уалу возникал образ стремительного танца.
После делового торопливого обеда в сельской столовой в конторе началась планерка. Именно на ней мне надо побывать, потому что по моему наущению Вадим должен был задать там пару вопросов, а я хотел посмотреть реакцию.
Пилипок снова преобразился. За столом сидел строгий начальник в окружении нескольких телефонов, половина которых не работала, в углу хрипела рация. На столе – бумаги, толстая тетрадь, о которую он выжидательно постукивал авторучкой. Кабинет заполнен людьми, мы с Вадимом примостились в уголке, он шепотом комментировал.
– Как там у нас дела? – спросил директор рыжеватого мужчину в брезентовой куртке и зеленых штанах (главный зоотехник, только что вернулся из тундры).
– В целом хорошо, – ответил тот. – В июле овода было много. Через недельку летовку можно будет кончать. Сейчас грибы пошли, мученье…
Осенью, когда наступает пора темных ночей, туманов и грибов – трудный период для пастухов. Олени – лакомки и, как найдут грибное место, так и растекаются по тундре. За светлое время нужно собрать стадо вновь, иначе – откол в сотни голов. Вот и бегай по тундре…
– Сколько времени потребуется на ремонт кораля?
– Недели две.
– А переносные корали где? Только точно.
– За Куускуном, километров двенадцать. Щиты, площадь камеры… Брезент только натянуть.
– Две с половиной забьем?
– Забьем, – почесав в затылке, отвечает зоотехник. Но директор не успокаивается, значительно постукивает авторучкой:
– Основная задача: забить две с половиной тысячи. Он смотрит в окно, будто надеется увидеть эти две с половиной тысячи оленей, обреченных на заклание.
– Сколько осталось добыть моржей? – заместителю по добыче.
– Почти всех уже добыли…
– Молодцы. Выписать премию зверобоям, – бухгалтеру. – По десятке там… или пятерке.
Распоряжение записывается.
– Вчера отвезли молоко? Сколько там скисло? – заведующему молочнотоварной фермой.
– Литров шестьдесят. Подвели смешторговцы… фляги плохо вымыли.
– Опять? Паразиты! Детишки в райцентре ждут, больные…
– …и начальство, – добавляет тихо Окрестилов.
– Отвезите на ферму щенкам или там… самцам, – он снова смотрит в окно. – Как наши рыбаки?
– Голец у них идет, – снова отвечает заместитель по добыче. – Радируют: облачно, дождь. Вторая бригада просится в баню.
– Вывезти! – командует Пилипок так, словно отдает распоряжение вывести воинское подразделение из-под обстрела.
Зоотехник докладывает, что из тундры привезли сто пятьдесят туш оленей, забитых для нужд жителей.
– Сдавать мясо в торг?
– Вы что? – директор аж подскочил. – Оно на прилавках и не появится, Анна Петровна тому тушку, тому тушку… Знаю торгашей! Мясо только через столовую. Пусть люди едят. А?
Он словно бы ждет, что ему скажут ободряюще: «Молодец директор! Так держать!» Присутствующие переглядываются, то ли осуждая, то ли одобряя. Пилипок суровеет.
– С заготовкой сена не управились. Косить придется до Нового года, это уж точно.
– Как – до Нового года? – вырвалось у Вадима. Директор мутно посмотрел на него – добавил или вчерашнее?
Вадим шумно, по-лошадиному вздыхает – ох, набрыдло критиковать горе-хозяйственников, которые работают по извечной схеме: сеют летом, убирают зимой, а убранное бросают… И заголовки неизменные, хоть в рамку вставляй: спячка, раскачка, накачка. А Васька слушает.
Пилипок читает в своем талмуде, шевелит губами:
– Значит, намечено строить в будущем году один двенадцатиквартирный дом, кормокухню для зверофермы, три кораля… – Прорабу: – Включай это в титул, чтобы не тянуть, попасть в план. Может, поставим в титул два дома, а? Там, – он возвел очи к потолку, – срежут, один останется.
Наконец вроде мимоходом останавливаются на вопросе, который меня больше всего интересует, и я невольно подбираюсь. Вадим красноречиво толкает меня коленкой.
– Выяснили, почему произошло саморассасывание? – поворачивается директор к Тоне Рагтыне. Та почему-то заливается краской.
– Вот, – перед ней лежит белый лист, густо исписанный. – Комиссия из управления прислала акт. Из-за минтая.
– Мороженого? Того, что весной получили?
– Да, пятьдесят тонн на корм песцам. А специалисты определили, что на корм песцам он не годится.
– Порченый?
– Нет, рыба кондиционная. Но каким-то образом влияет на плодовитость зверей… отрицательно.
– Вот те раз, – откидывается назад Пилипок. – В прошлом году я был в отпуске на материке, там за минтаем очереди, драки. А тут звери не едят.
– Они едят, но…