Многие крупные внутренние озера возникли, когда ледник сперва выпахал желоб, а потом притащил обломки и закупорил получившуюся долину. Эти обломки наверняка продолжали загромождать ее и в послеледниковое время, и тогда талая вода, а позже река прорезали их насквозь вплоть до твердой невымываемой лавы. Сейчас на север из озера вытекает короткая быстрая река с плоским лавовым дном примерно одинаковой глубины. У «водопада», или ее нижнего конца, от лавовой плиты отломились огромные глыбы, и поток с грохотом низвергается в каменный бассейн, а оттуда мчится вниз по следующему лавовому руслу, где накиданы гигантские черные камни. Почему я ожидал, что увижу простой и прямой классический водопад?
Лавовое русло изрыто глубокими оспинами круглых водоемов, которые в паводок растачивают водовороты, вращая захваченные камни и песок. В одной из таких ям, наполовину заполненной водой, плавала свалившаяся туда и утонувшая белка. У нижнего конца первой ямы дремало несколько мальм, а рядом с ними группа огромных скво-рыб. Забросив лески, мы в считанные минуты поймали несколько двух-трехфунтовых форелей. Течение было быстрое, и рыба яростно сопротивлялась. Я пошел по звериной тропе вниз по берегу, густо заросшему тенистыми деревьями.
За ревущим порогом был еще один водопад или порог с крупными валунами. Река там уходила к востоку, прорезав плоские слои лавы. Это было прекрасное место для ловли. Покрытый пеной водоем кишел разносортной радужной форелью от одного до четырех фунтов весом. То и дело выпрыгивая, эти рыбы проводили в воздухе чуть ли не больше времени, чем в воде. Если начать удить, они будут перехватывать муху и не дадут подступиться к более крупной форели.
Слим поймал и выпустил на волю шестифунтовую рыбину, которую по окраске он определил как стальноголового лосося. Первые два года эта рыба живет в своем нерестовом ручье, а когда вырастет сантиметров до пятнадцати — восемнадцати, уходит в море. В четырехлетнем возрасте она возвращается в пресную воду на нерест и перед самым нерестом становится похожей по окраске на радужную форель. После нереста она не всегда подыхает, а иногда снова уходит в море и потом мечет икру второй и даже третий раз. Она делает это не так поспешно, как тихоокеанский лосось, и может несколько месяцев плавать по рекам, прежде чем отнерестится и вернется в море.
Мы решили больше пока ничего не разведывать и половить в озере гольцов, но, проходя мимо небольшого ручья, я не удержался, сделал несколько шагов вверх по течению и поводил мухой по пузырящейся пене темного омута. Несколько форелей прыгнули за мухой и промахнулись, но потом одна ухватила наживку, и я вышвырнул рыбу на берег. Рыба была вполне здоровая, но черная как сажа: должно быть, спустилась откуда-нибудь из бобровой запруды. Я плюхнул ее в реку — через пару недель будет выглядеть словно всю жизнь там прожила.
Рыболовы знают о мимикрии форели. Живя в прозрачном горном ручье, она красится так, что ее не разглядишь среди струй, журчащих по разноцветным камешкам. А в таких местах, как озеро Лазурное в бассейне реки Клируотер, она имеет мерцающе-голубоватую масть под цвет воды. Радужная форель в реке Стеллако, притоке Нечако, яркая в крапинку. Во всяком случае та, которой удалось выклюнуться из икры на заваленном гнилой древесиной нерестилище и выжить, несмотря на эрозию берегов и дно, искарябанное «контролируемым» лесосплавом.
Чернореченская форель с радужными полосами обычно имеет более серебристую окраску, чем ярко размалеванная рыба в Стеллако. На верхних плавниках, на хвосте, голове и жабрах у нее аккуратные пятнышки, нижние плавники прозрачные, розово-оранжевые, верхняя половина тела зелено-стальная с черными крапинками и косыми крестиками. С размытыми тенями под волнистой радугой, с какими-то безумными глазами, эти рыбы порой так красивы, что рука не поднимается их убивать. Смерть гасит игру красок. Рыба застывает, делается тугой и плотной.
Большой кусок территории между Коглистико и верховьями реки Кушья, расположенный к северу от гор Итча, дает начало нескольким речным системам. Это как бы одна гигантская губка, пропитанная простором и одиночеством. Чернореченскую форель я, к удивлению своему, ловил и там. Мясо у форели из чернореченских озер, богатых бокоплавами и планктоном, оранжевое, а у форели из рек и ручьев — бледно-розовое. Одна рыбина из водоема на сфагновом болоте весила четыре фунта и была удивительно пестрая. Желудок у нее был набит нимфами, мясо было плотное и красное, но, когда я сварил ее для Сэдсэка и попробовал кусочек сам, вкус оказался болотным.
Сфагновое болото длиной несколько километров и километра полтора шириной содержало несколько открытых водоемов. В среднем водоеме, круглом как блюдце, я не обнаружил тока воды, но какой-нибудь ручеек наверняка соединял его с системой реки Кушья. Эта река впадает в Черную повыше водоема Кусьюко. В ее бассейне минимум два форельных озера.