Черная ряса

— Который по английским законам, — перебил отец Бенвель, — уничтожался гражданским браком, остается, тем не менее, действительным по высшему закону церкви. Мистер Винтерфильд — муж мисс Эйрикорт, пока они оба живы. Законный священник совершил обряд в церкви, и протестантский брак, совершенный таким образом, признается католической церковью. При таких обстоятельствах обряд, после соединивший вас с мисс Эйрикорт, хотя ни вы, ни священник в этом не виноваты, все-таки не действителен. Нужно ли говорить более? Не оставить ли вас на время одного?

— Нет! Я не знаю, что могу подумать, что могу сделать, если вы оставите меня одного!

Отец Бенвель сел около Ромейна.

— Моей тяжелой обязанностью было огорчить вас и унизить. Вы на меня не сердитесь?

Он протянул руку.

Ромейн взял ее, скорее, из чувства справедливости, а не из признательности.

— Могу я вам посоветовать? — спросил отец Бенвель.

— Кто может советовать человеку в моем положении? — возразил с горечью Ромейн.

— Я могу по крайней мере предложить вам не спеша обдумать ваше положение.

— Не спеша? Вы говорите так, как будто мое положение можно выносить.

— Все можно вынести, Ромейн.

— Может быть, вам, отец Бенвель. Вы отрешились от всего бренного, когда надели черную рясу священника?

— Я отрешился, сын мой, от тех наших слабостей, которыми пользуются женщины. Вы говорите о вашем положении, я представлю его вам в самом худшем виде.

— С какой целью?

— Чтобы показать вам в точности, на что вы должны решиться. По английским законам мистрис Ромейн ваша жена. По правилам, считающимся священными в той религиозной общине, к которой вы принадлежите, она не мистрис Ромейн, а мистрис Винтерфильд, живущая с вами в прелюбодеянии. Если вы сожалеете о вашем обращении…

— Я не сожалею о нем, отец Бенвель.

— Если вы отказываетесь от священных стремлений, в которых сами признались мне, то вернитесь к вашей семейной жизни, но не требуйте, пока вы живете с этой женщиной, чтобы мы считали вас членом нашей общины.

Ромейн молчал, сильное волнение, возбужденное в нем, утихло мало-помалу, и вместо него нежность, сострадание и прежняя любовь заговорили в его сердце, смелые выражения патера не достигли задуманной цели, они оживили в памяти Ромейна образ Стеллы тех дней, когда он в первый раз увидел ее. Как кротко было ее влияние на него и какую пользу приносило ему! Как нежно, как искренне она любила его!

— Дайте мне еще вина! — воскликнул он. — Я чувствую слабость, и голова у меня кружится! Не презирайте меня, отец Бенвель, я так любил ее когда-то!

Патер налил вино.

— Я сочувствую вам, — сказал он. — Право, право, я вам сочувствую!

Не все было ложью в этой вспышке сочувствия, тут была и частичка правды. Отец Бенвель был не совсем жесток. Его зоркий ум, смелое двоедушие привели к желаемому концу. Но раз он достиг своей цели — и, нужно помнить, достиг не для себя, — сострадательные порывы, оставшиеся в нем, прорывались иногда наружу. Человек с сильным умом — как бы он ни злоупотреблял им и как бы ни был его недостоин — все-таки имеет небесный дар.

Если вы хотите видеть безусловную злобу, ищите ее в дураке.

— Позвольте мне упомянуть еще об одном обстоятельстве, — продолжал отец Бенвель, — которое поможет вам успокоиться. В настоящем расположении вашего духа вы не можете возвратиться в обитель.

— Это невозможно!

— Я приказал приготовить для вас комнату у меня в доме. Здесь, освободившись от всяких тревожных влияний, вы сможете определить ваш будущий путь в жизни. Если вы желаете иметь отношения с Гайгеттом…

— Не говорите об этом!

Отец Бенвель вздохнул.

— Ах! Я понимаю, — сказал он грустно, — этот дом напоминает вам посещение мистера Винтерфильда…

Ромейн опять перебил его, но на этот раз одним жестом. Рука, сделавшая этот знак, сжалась в кулак и медленно опустилась на стол, глаза его помутились, брови нахмурились. При имени Винтерфильда воспоминания, отравлявшие все его добрые чувства, ядовито зашевелились в душе.

Опять обман, которому он подвергся, сделался ненавистен ему.

Снова отвратительное сомнение в действительной разлуке у церковных дверей начало тайно терзать его и как бы говорить ему: «Она обманула тебя в одном, почему же не могла обмануть и в другом?»

— Могу я пригласить сюда моего поверенного? — спросил он вдруг.

— Любезный Ромейн, вы можете пригласить всякого, кого захотите.

— Я не обеспокою вас продолжительным пребыванием, отец Бенвель?

— Не делайте ничего второпях, сын мой, пожалуйста, не делайте ничего второпях!

Ромейн не обратил никакого внимания на эту просьбу.

Страшась важного решения, которое ожидало его, он инстинктивно искал убежища в надежде на перемену места.

— Я уеду из Англии! — сказал он нетерпеливо.

— Не один, — подсказал отец Бенвель.

— Кто же будет моим спутником?

— Я, — ответил патер.

Унылые глаза Ромейна просияли. В своем отчаянном положении он мог довериться только отцу Бенвелю.

Пенроз был далеко, Лоринги помогали обмануть его, майор Гайнд открыто сожалел и презирал его как жертву иезуитской хитрости.