Черная роза

Держалась девушка очень прямо, и в её плавных и грациозных движениях были гордость и поистине королевское величие. Да, она была для него достойной женой, и она была само совершенство, — и Черная Роза почувствовал, как быстрее забилось его сердце, и кровь забурлила в жилах; — его невеста, действительно, была прекрасна и желанна!

Лишь на мгновение, войдя в залу, красавица подняла глаза на отца и двух рыцарей, стоявших рядом. Очи её были темные, кажется, карие, — герцог не успел разглядеть, ибо девушка тут же опустила их долу, прикрыв длинными густыми, темными, как и соболиные брови, ресницами.

«Догадывается ли она, зачем позвал её отец? — подумал Черная Роза. — Она взволнована… но не испугана, даже моим «ужасным» видом. Возможно, домоправитель графа предупредил её, что у отца гости, и сказал, кто они.»

— Моя возлюбленная дочь, — высокопарно начал Руссильон, — я хочу сообщить тебе необычайную и счастливую… — тут он откашлялся, — новость. Наш всемилостивейший король Людовик, недаром прозванный Львом, ибо он соединил в себе и силу, и храбрость, и великодушие этого благородного зверя, — примирился со мною и даровал мне полное свое прощение…

Девушка не выразила ни малейшей радости, тихо пробормотав лишь: «Счастлива слышать это, батюшка.»

— И это ещё не все, дочь моя; в своем великодушии наш государь не только простил меня, но и выразил желание заключить союз между своим близким родичем и одной из моих дочерей. Знай же, что стоящий перед тобой рыцарь — кузен короля, и что я выбрал ему в жены тебя, как достойнейшее из своих чад…

Она опять на секунду подняла глаза — и, как показалось Черной Розе, с надеждой посмотрела на красивого золотоволосого де Брие.

«Ещё бы! — горько усмехнулся про себя герцог. — Не только мое имя внушает ужас! Моя маска, как всем кажется, скрывает жуткое уродство или безобразные шрамы! Ну ничего… До ночи осталось совсем недолго. И, если перед всеми я вынужден носить эту маску, — в постели я её сниму. И тогда эта надменная красавица увидит, что, если я и не смазлив, как герой какого-нибудь рыцарского романа, то и не уродлив, как сатир!»

Граф между тем закончил свою речь словами:

— Итак, дочь моя, сегодня ты станешь женою герцога Черная Роза!

Девушка пошатнулась, как будто её ударили. Де Брие тут же бросился к ней и, поддерживая её за талию, сказал:

— Позвольте помочь вам, прекрасная графиня! Идемте сюда, к окну, здесь прохладнее, присядьте на скамью… — Ухаживая за дочерью Руссильона, он тем не менее бросил насмешливый и торжествующий взгляд на герцога — «Я первый коснулся её!»

…Когда-то, будучи ещё подростками, в Париже, они нередко забавлялись, пугая в сумерках по вечерам одиноких молодых горожанок, доводя бедняжек чуть не до обморока. Друзья выскакивали перед ними из темных закоулков на узких парижских улочках, с криками и диким хохотом. При этом юноши заключали между собой пари: кто первый подбежит и прикоснется к незнакомке. Но однажды эта вполне невинная, как им казалось, шалость, чуть не привела к трагедии, — напуганная ими девушка бросилась бежать и едва не попала под лошадь проезжавшего мимо на полном скаку всадника… Черная Роза вспомнил, как он выхватил несчастную (и, что удивительно, тоже рыжеволосую) девушку прямо из-под копыт; вспомнил, как они с Анри, оба белые, с трясущимися руками, принесли бедняжку в ближайший кабачок…

Там её, потерявшую сознание, привели в чувство. Когда она рассказала, что с ней произошло, герцог — глупый мальчишка! — вытащил кошелек с золотом и протянул девушке. Он не ожидал, что его поступок вызовет такую бурю! Собравшееся в кабачке простонародье набросилось на него и де Брие, и они еле унесли тогда ноги.

Этот случай сильно потряс тогда юного герцога. Он понял, как, порой, невинная шалость или бездумная прихоть могут привести к необратимым и трагическим последствиям. И ещё — он дал себе слово: никогда не причинять зла женщинам, к какому бы социальному слою они не принадлежали, будь это аристократки или простые крестьянки.

Воспоминания на минуту отвлекли Черную Розу от его невесты, вокруг которой, между тем, хлопотали де Брие и её отец. Девушка теперь совершенно пришла в себя. Она сидела на скамье у окна, все так же опустив глаза и прижимая к бурно вздымающейся груди свою книгу, словно это был некий щит, способный оградить её от ужасной действительности.

Герцог решил, что он должен тоже подойти к своей нареченной и попытаться успокоить её. Приблизившись к ней и низко поклонившись, он ласково спросил:

— Сударыня, вам уже лучше?

Она молча кивнула.

— Она почти не спала и почти не ела несколько дней, — сказал старый граф, — все время проводила на коленях в часовне, молясь за замок и его обитателей…

При этих словах, заметил герцог, легкая краска выступила на бледных щеках девушки.

Возможно, ей было стыдно за проявленную ею слабость; рыцарь решил отвлечь её и спросил, указывая на книгу:

— Что вы читаете, сударыня?

Она, опять же не говоря ни слова, повернула к нему книгу, — это было Евангелие. Герцог услышал, как де Брие тихо фыркнул за его спиной.