— Да, и раба! Но та раба была мне по сердцу. Вот лягу спать и слышу, как она ходит, как шаркает, так мне сразу спокойнее, мне сразу сон. Так где она?
— Не знаю, господин! Сбежала. Но если тебе нужно, чтобы по ночам кто-нибудь ходил у тебя под дверью, так я скажу — и этот ключник, сколько тебе надо…
— Нет, его мне не надо! Пусть ночью спит.
— Как повелишь.
— Вот так и повелю!
И потому, как и прежде, по ночам было тихо; сколько ты ни прислушивайся, ничего не услышишь — ни шороха, ни скрипа в твоем тереме. И сны к тебе не шли. А если вдруг и шли, то снилась тебе только ключница. То как будто бы она сидит перед тобой и рассказывает тебе сказку. А то поет. А то ведет тебя вдоль самого берега реки, а этот берег крут, а вода внизу черная как ночь и все манит тебя к себе, манит…
А ключница:
— Не бойся, ты не один, ты же со мной! — говорит. И держит тебя за руку и ведет тебя дальше. С ней хорошо, с ней спокойно, легко. Вот так бы спал да спал!..
Но только рассветет, сразу приходит Хальдер, будит. И ты встаешь, выходишь в гридницу, ешь через силу, пьешь. Потом тебя выводят на крыльцо и там вы вместе с Хальдером творите суд. То есть, конечно, ты все время молчишь, а это Хальдер разбирает тяжбы и назначает, что кому присудить и кого наказать, а ты только утверждаешь: «Так!», «Так!» А то к вам в терем являются послы и вы принимаете их, а то у вас охота, а то пиры. А то поход…
Как ты любил тогда походы! Его походы, не твои. Потому что как только он уходил в поход, так ты сразу оживал. Ты тогда легок был, весел! Ольми а Хальдер оставлял его с тобой вместо себя, он только одному ему тебя и доверял — Ольми ни в чем тебя не попрекал, он тебе все позволял и, даже более того, играл с тобой как с равным. Вы с ним катали бабки, запускали змея, лазали за медом, ловили птиц. На птиц он был большой охотник! Сам плел силки, сам птиц приманивал — он умел свистать на любые лады… Но после всегда отпускал. Даст поиграть, а после говорит:
— Птицу нельзя удерживать. Зачем ей крылья? Чтобы летать. Вот пусть и летает!
А по вечерам он любил рассказывать тебе про Белобровую Страну. Из этих его рассказов получалось так, что хоть там и холодно и лета там почти не бывает, а зимой ни разу не увидишь солнца, но все равно там хорошо. А еще все свои рассказы Ольми заканчивал почти одними и теми же словами, то есть примерно так:
— Вот, здесь живу. И сытно мне, и почет мне. Но все равно я потом здесь не останусь, все равно вернусь домой!
Эти его слова тебе не нравились, но ты молчал. А потом однажды не утерпел и спросил:
— Когда это «потом»?
А он ответил:
— Когда-нибудь.
— Что, еще не решил, когда лучше?
— Так то не мне решать. А как придет Она, так это сразу и решится, тогда и вернусь.
— А кто это «Она»?
— А та, которая всех забирает. Придет, возьмет меня…
— И отведет домой?
— Нет, не домой. Положит здесь, в этой земле. А, может, и сожжет, но все равно мой пепел останется здесь.
— А говорил «вернусь»…
— Да, и вернусь! Она ведь что? Она ведь только тело с собой заберет, а душу не сможет. Душа — это как птица! И птица улетит домой, туда, где я родился. Вот так вот я вернусь, ярл Айгаслав!
— А я, когда умру, тоже вернусь домой?
— Нет, ярл, ты не вернешься. Ты ведь и так в своей стране и в своем отчем доме.
— А поклянись!
— Клянусь!
— А Хальдер?
— Что?
— А Хальдер после своей смерти тоже вернется к белобровым?
— Да, несомненно, ярл. А что?
— Так, ничего…
Х-ха! Ничего! А ведь это именно тогда ты в первый раз и подумал, что вот если бы…
Но больше ты о смерти и о душе с Ольми уже не разговаривал. Ну а про то, где они тогда тебя нашли, Ольми, как и все остальные, рассказывать не стал. Сказал только:
— Не помню, ярл, забыл. Спросил у Хальдера, может, он что подскажет.
И ты тогда…
Когда вернулся из похода Хальдер…
Принял его, но ничего у него, конечно, не спрашивал. Ходили на кумирню, пировали. Потом, когда все полегли, как снопы, ты тихо встал, прокрался к Хальдеру…
Шел, думал: вот и хорошо, всем будет хорошо — Хальдер вернется к своим белобровым, ты — в свою хижину…
Вот ты вошел к нему. Он спал. Ты подошел к стене, взялся за меч…
Меч был горячий, обжигал, но ты терпел. Меч был тяжелый, но ты поднатужился…
И — с тихим шелестом — меч выбрался из ножен. Да, выбрался! Не ты его достал, а он, как будто живой, сам выбрался из ножен, ты его только поддерживал…
А после подхватил его обеими руками, занес над головой — и опустил его на Хальдера! Даже упал вместе с мечом — для пущей верности!..
Но что это?! Ты открыл глаза, осмотрелся…
А ты уже не у Хальдера — ты у себя в опочивальне! Лежишь ничком на тюфяке, твои глаза все в слезах…
А за окном уже светает! А вот…
Шаги. Это его шаги! Вот он подходит к твоей двери…
Вот он прошел…
А вот уже спускается по лестнице, выходит на крыльцо. Окликнул сторожей и те ему ответили…
А вот пошел к воротам, по мосткам. Значит, пошел к ручью — там он сперва искупается, потом поймает рыбу, принесет, подаст к столу и повелит, чтобы ты ел ее сырой. И еще скажет:
— Хладнокровие! Еще раз хладнокровие, мой ярл — вот что для нас важнее всего!