Черная сага

Пошли за остальными. Привели. Когда они увидели мертвого и почерневшего от яда посла, то очень испугались и принялись кричать, что ничего не знают и не понимают, что их посол — не их хозяин… Ну, и другое, то же самое. А я велел, чтобы их пытали. Я понимал, что это бесполезно, что его слуги и действительно глупы и ничего не знают. Но мои воины были тогда в ужасном гневе! Если посол вдруг взял да отравился, говорили они, то значит, это неспроста, значит, он что-то скрывал, что-то знал!

Слуги очень кричали — как дети. И я тогда не выдержал и повелел, чтобы их скорей свели во двор, отдали псам… И чтобы посла тоже отдали…

И так и было сделано. Тогда я повелел, чтобы все ушли, а остались только воеводы. Опять сели за стол. И вот только тогда я и сказал:

— Хальдер убит.

Мне не поверили. Но крика не было — спросили сдержанно:

— Как это были?

— А так, — сказал я. — Отравили.

— Но он же и к столу не подходил!

— А и не надо подходить. Смерть — не ленивая, она сама придет.

— На чьих ногах?

— На руммалийских.

И я им рассказал, как было дело. И объяснил, что только после уже понял, зачем это посол так домогался передать «покорный поцелуй от ярлиярла».

— О! — гневно закричали они. — О!

Но я-то видел, я ж ведь не слепой — одни поверили, другие не поверили. Чурпан поверил, Шуба не поверил. Крыж не поверил, Вавыр не поверил… Но я об этом промолчал. Встал и сказал:

— Пойдем! Он там один скучает.

И я вернулся к Хальдеру, и воевод с собой привел. Хальдер совсем уже распух, лежал, раскинув руки. Мне помогли, я посадил его к стене, прикрыл его медвежьей шкурой, чтобы ему было тепло, руки ему сложил, как надо, и в правую дал меч, а в левую рог. Рог, кстати, Шуба прихватил — он про рога и про вино никогда не забывает.

Но Хальдер не любил вино, и потому я повелел — и нам принесли его любимую настойку, на грибах. Она не то чтобы горькая и крепкая, но уж очень хмельная. Кто пьет ее с непривычки, тот видит много всякого, пугается и кричит как безумный. Но Хальдер долго приучал меня к ней, я его настойки не боюсь — мне от нее только легко становится.

А вот тогда такого не было. Я мрачен был. И зол! И пил и пил, смотрел на Хальдера, прикидывал… А после вдруг (да нет, совсем не вдруг!) я принялся рассказывать о той поре, когда был Черный Бунт.

— Вот здесь, — сказал я, — я тогда лежал. А он вон там стоял, возле окна. И Бьяр был с ним. А бунтари внизу, у самого крыльца, их было очень много. Хальдер и Бьяр стреляли в них и попадали. А я… Что я? Шесть лет тогда мне только было, совсем еще никто! Вот я и лежал под его тюфяком, и головы не поднимал. Но позже я осмелел и тоже подошел к окну, и стал подавать им стрелы. А после… Вж! И Бьяр упал, и лук его упал. А крови почти не было. Но все равно я закричал, мне было очень страшно! А Хальдер засмеялся и сказал:

— Щенок! Ты ярл или не ярл? Лук подними! Не видишь — я один остался!

Я поднял лук.

— Стреляй!

— Я не могу!

— Стреляй, я говорю! Вон, сколько их! Не промахнешься!

И он опять стрелял. И попадал. Тогда я тоже взял стрелу и заложил ее, а после… Рвал, натягивал — а лук не поддавался!

А Хальдер мне опять сказал:

— Щенок! Щенок! Щенок!

И тут я очень разозлился! И снова потянул за тетиву — и тетива пошла, лук заскрипел и я прицелился. А после… Вж! И я попал в него! Тот человек упал! На нем была такая вот кольчуга — почти как у тебя, Вавыр… Да ладно! Хальдер засмеялся, отбросил лук, схватил меня, прижал к груди и закричал:

— Ярл! Настоящий ярл! Ибо твой первый враг убит твоей рукой! А я твой раб, ярл Айгаслав! И завтра же…

Назавтра, так закончил я, да вы все это видели, и все это и сейчас хорошо помните, я вышел к вам, воссел в седло и поднял меч. Вот так я стал над вами настоящим ярлом!

И тут я замолчал. И все они молчали. Но вдруг… Я же вам уже сказал: настойка очень крепкая…

Вавыр зло выкрикнул:

— Мой брат!

— Что «брат»? — спросил я у него, как будто ничего не понимаю.

— Брат, говорю! — еще злее повторил Вавыр. — То был мой брат. И ты убил его!

Вавыр вскочил, взялся за меч… Но, к его чести, так и замер, не набросился. А я сказал:

— Я и тебя убью.

И встал. И все они вскочили и разбежались по углам. А мы с Вавыром подняли мечи, сказали нужные слова — и взялись биться.

Он бился хорошо. Я бился еще лучше. И я убил его! И он упал. Я закричал:

— Рабы! Убрать его!

Пришли рабы и унесли Вавыра. Это большой позор, когда тебя убитого уносят не твои боевые товарищи, а какие-то грязные рабы. Но я тогда был очень зол на Вавыра и потому призвал рабов.

Потом, когда Вавыра унесли, а мокрый от его крови пол посыпали песком, я повелел — и мы снова сели. И долго мы молчали! Потом я поднял рог, сказал:

— Нальем еще. И Хальдеру нальем!

— Что, Хальдеру? — переспросил Чурпан. — Но разве он сегодня пьет?

— А ты проверь! — сказал я.

Чурпан встал, подошел к Хальдеру, с большой опаской взял его рог, перевернул…

Рог оказался пуст. Я засмеялся и сказал:

— Он выпил за Вавыра. Налить ему еще! Он снова хочет пить. Вот только теперь за кого?

Чурпан опять налил — сначала Хальдеру, а после мне, а после всем остальным. Я поднял рог, спросил: