Черная сага

— Мои слова — это мои слова. Но кроме них есть еще и закон. И это очень мудро, ибо слова могут оказаться поспешными и необдуманными, а закон всегда прав. Так вот, согласно закону, ты еще в течение трех полных недель после моей смерти можешь передать это запястье тому, кого я пожелал бы видеть своим наследником. В последний раз спрашиваю тебя, дочь моя: кто будет твоим мужем?

— Айгаслав!

Отец долго молчал. Потом сказал:

— Никто не скажет, что я не любил тебя. Держи! — и отдал мне Запястье.

Запястье было теплое, тяжелое, в нем много золота и еще больше силы, и если кто-то, не имея на то права, наденет его на руку, то оно будет сжиматься и сжиматься до тех пор, пока рука не почернеет, помертвеет…

Отец велел:

— Свет погаси!

Я погасила. А потом спросила:

— Ты что, решил уйти?

— Да, — сказал он.

— Ты будешь говорить? Позвать их всех?

— Нет, — сказал он. — А знаешь, почему?

Я не ответила. Тогда он сам заговорил:

— Потому что я не желаю оказаться в Заветном Чертоге. Мне куда больше хотелось бы попасть к подземцам, ведь только там и можно встретить Айгаслава. И вот, встретив его, я бы сказал ему…

Но я уже заткнула уши! Зачем мне было слушать гневные слова? Отец и раньше был не очень-то воздержан на язык, а уж после того, как он попытался убить Винна, он стал совсем невыносим. Сегодня ночью он умрет, и что после него останется? Гнев? Брань? Нет, лучше я запомню только это: «Никто не скажет, что я не любил тебя!» И я сидела, ничего не слышала, ждала. Ждала. Ждала. От Винна не укрыться. И Винна не разжалобить. Почетно, если Винн приходит днем. Позорно, если Винн приходит ночью. А ночью он приходит так: вначале напускает сон — вот, как сейчас, — потом…

И больше ничего не помню. Проснулась я от крика:

— Умер! Умер!

Да, мой отец был мертв. Винн убил его ночью. Винн отвернулся от него! Винн не возьмет его в Чертог! О, как они кричали! А разбегались как — даже добра с собой не брали. А я ведь открывала сундуки, я предлагала им брать из них все, что им только приглянется — нет, они все равно убегали! Остался один только Акси. Он мне помог похоронить отца. Он и потом, как раб, работал по хозяйству. Он успокаивал меня, когда мне было страшно. Он песни пел, а песни были колдовские — оказывается, что Акси, когда он был молодым, знался с колдуньей. А если б я умела колдовать…

Но я умела только ждать — и я ждала. И я не просто ждала, а каждое утро варила приворотную кашу, ставила ее на стол, укрывала белым полотенцем, читала Девичий Завет…

Акси молчал. А я выходила из землянки и подолгу смотрела в ту сторону, куда когда-то ушел Айгаслав. Так прошла неделя, вторая, и так прошло еще пять дней третьей недели…

И лишь на предпоследний день я наконец увидела его — ярл Айгаслав спускался по тропе. Великий Винн! О, как я была счастлива! А как я тогда растерялась! И если бы не Акси, то все пропало бы! Но Акси вел себя отменно — сперва он принес белый платок и повязал им мою голову, ибо замужние женщины не имеют права показываться на люди с непокрытыми волосами. И он же подал мне Хозяйское Запястье. А руки у него тряслись! А у меня — еще сильней!..

Ярл подошел. Я поклонилась ему в пояс. Акси спросил его — он закивал и руку протянул…

И я надела на нее Хозяйское Запястье! И оно было впору! Ярл засмеялся, поднял меня на руки, расцеловал, понес к столу. Мы сели, Акси дал нам ложки. Мы ели приворотную кашу — Айга кормил ею меня, а я — его. А Акси без умолку пел свои песни. Потом Акси ушел. Надолго. Потом мой муж — мой самый лучший муж на свете! — позвал его, и они много пили и ели, и Акси рассказывал много всяких веселых историй. Потом заговорил мой муж и рассказал о том, что с ним случилось там, в Чертоге. А я лежала в спальной нише, слушала. Мне было очень страшно! А еще я им очень гордилась. Но Акси сказал так:

— Будь осторожен, ярл. Завтра они придут. Завтра — последний день.

— Но разве, — спросил муж, — бывает что-нибудь страшнее смерти?

— Да, к сожалению, — ответил Акси. — Я не скажу ничего нового, но все же скажу: самое страшное на этом свете — это когда прежде тебя умирает твоя надежда. А ты теперь на многое надеешься!

Муж ничего на это не ответил. И мне стало страшно. Я вышла к ним. Акси спросил:

— А ты разве не спишь?

А я сказала:

— Если тебе страшно, то нечего пугать других. У нас все по закону: трех недель еще не прошло, а Хозяйское Запястье уже надето на руку того, кого называл мой отец. А посему Счастливый Фьорд останется Счастливым!

Акси сказал:

— Хотелось бы, чтоб так оно и было.

А муж сказал:

— И так оно и будет.

Но, к сожалению, все было иначе. На следующий день они пришли: Аудолф Законоговоритель, Лайм Деревянная Борода и Гьюр Шестирукий. И привели с собой своих людей. Я вышла к ним. Голова моя была повязана платком замужней женщины, я думала, что они сразу сообразят, что их дело уже проиграно, и даже не станут его начинать. Но мужчины слепы и упрямы! Они не обратили на мой платок никакого внимания, и каждый из них начал свою тяжбу. Тогда я пригласила их к столу. Когда они увидели моего мужа, то в них сразу поубавилось спеси. И тут…