Черная сага

Корабль у Чернолицего был легкий, ходкий, гребцы гребли старательно, а тут еще диргем их подгонял, и поэтому я тогда с большим трудом поспевал за ними. А потом, когда они свернули на Ржу, мне стало совсем невмоготу, потому что берег там очень болотистый, и я начал сильно от них отставать.

Но если бы они не послушались Щербатого и остались на корабле, а не полезли в воду, я бы их вовремя догнал и помог бы им сняться с мели. А так… Да что теперь ругаться, как женщина? Как оно было, так и было. Я прибежал только тогда, когда их уже схватили. Тогда я пошел по их следам к поселку, обошел его, все выведал, лег, затаился и принялся ждать. И только когда пошел дождь, я подал голос. Ярл меня сразу услышал. Но и Щербатый тоже. Это было плохо! Потому что троих я бы не вывел – Чурык бы не дал. Тогда я стал Щербатому нашептывать, стыдить его: «Вр-раг! Кр-ровь!», а ярла успокаивать: «Бр-рат! Бр-рат!». И ярл решился уходить, и взял с собой Чернолицего. А Щербатый послушал меня – и остался. Он оказался настоящим воином. Люблю таких! Потом его сожгли, Хрт его принял и сказал, что его братья спасены…

Хотя как знать! Потому что я, конечно, увел их вверх по Рже, потом мы миновали Гиблый Лес, потом я еще вел их по Жадным Пескам – и вывел к морю, а там к городу у моря. Теперь я мог за них не беспокоиться, потому что они пришли туда не с пустыми руками, а у них был с собой волшебный огненный диргем. Да, я понимаю, конечно: когда тебя засасывают Жадные Пески, диргемом не откупишься, и так же когда в Гиблом Лесу ты задыхаешься от жуткого зловония, диргемом не надышишься – и там я их вел, подавал голос, и они шли на мой голос, и вышли к городу. А в городе я уже был им не нужен. Зато им там был очень нужен диргем. И это неудивительно, потому что Белун мне говорил, что в городе с диргемом можно все: купить корабль, воинов, припасы. И так они и сделали. И сразу же отплыли. А я сидел на берегу и выл! Выл, выл и выл! Ведь я его очень любил и он меня тоже. Но вот его корабль уходит в Море Тьмы, и больше я его, наверное, никогда не увижу. Белун мне говорил: «Хвакир, веди его, не дай ему остаться здесь, здесь от него, я чую, будет только горе, а там его ждет Хальдер – пусть идет; живой ли, мертвый – все равно, лишь бы ушел и ни духу, ни костей своих здесь не оставил!». Вот так им было сказано! Болтлив Белун, очень болтлив. Я не люблю его. А ярла я люблю. Да нет, раньше любил – живого…

Книга третья ОКРАЙЯ

1

Когда я проснулся и увидел, что лежу в какой-то землянке, а лица у моих людей густо вымазаны белой глиной, мне, честно скажу, страшно не было. Потому что я проснулся от того, что услышал Хвакира! Я, правда, и раньше догадывался, что он где-то рядом, и верил, что он не оставит меня в беде, и поэтому смело повернул на Ржу. И это я его ждал тогда, когда мы сели на мель. Но тогда это были только одни мои догадки и надежды. А теперь он подал голос! Значит, я не ошибался, значит, он и вправду шел за мной, а теперь он хочет мне помочь – вот о чем я тогда сразу подумал. Но я и еще вот о чем подумал, и это уже не с такой радостью: что помочь нам всем троим он не сможет. Потому что Чурык не таков, чтобы позволить оставлять себя совсем без жертвы. То есть если мы пойдем все трое, то Чурык сразу поднимет тревогу или даже кинется за нами в погоню. Значит, одному из нас нужно остаться. Но кому? И я посмотрел на Щербатого. Потому что чего было смотреть на Лузая, он же Хвакира не слышал. Значит, Хвкарик выбирает кого-то из нас – меня или Щербатого, подумал вдруг я. И вот тут мне уже и вправду стало страшно! Потому что кто я такой?! И почему это я раньше был уверен, что Хвакир идет за мной, чтобы меня спасти? А если, чтобы погубить? И вот сейчас он призовет Щербатого: «Бр-рат! Бр-рат!» – Щербатый встанет и пойдет, а с ним пойдет Лузай. И что, разве у меня тогда не хватит мужества и чести, чтобы остаться?! Да что я, смердов сын?! Конечно, хватит! Вот о чем я тогда думал! И я бы тогда там остался, я уже тогда это решил для себя!..

Но Хвакир решил иначе. Потому что Щербатый еще раз послушал его, как он воет, и вот так покачал головой – и вдруг сказал, что не хочет уходить. И я с ним не спорил. А Лузай, который раньше ничего не слышал, теперь точно так же ничего не понял! Потому что когда мы вышли из землянки, он сказал, что всегда считал Щербатого и трусом, и глупцом. И он хотел еще что-то сказать, но я тут же велел, чтобы он замолчал. И вообще, в ту ночь я был очень гневен.