В темноте их глаза поблескивают, как у кошек или у тех безумных, истерично шипящих рысей, с которыми можно столкнуться на юге, а кожа у них еще бледнее, чем в прошлый раз, пугающе бескровная.
Безупречный унисон, все те же призрачные голоса:
— Вы — тот самый! Вы — тот самый!
Все это словно в трансе, монотонно, медленно. Мы это уже проходили.
— Вы — тот самый! Вы — тот самый!
Даже не знаю, испугаться мне, возмутиться, преисполниться отвращением или просто рассмеяться над нелепым спектаклем, что разыгрывается передо мной.
— Вы — тот самый! Вы — тот самый! Вы — тот самый! Вы — тот самый!
— Девочки, я не знаю, зачем вы сюда пришли. Но думаю, вам лучше отправиться домой. Уже поздно. Я устал после тренировки и думаю, всем нам лучше пойти и немного отдохнуть. Если вы хотите обсудить учебные вопросы, то…
— Мы не собираемся ничего обсуждать, — говорит Сиори.
Так вроде бы ее зовут?
— Никаких обсуждений, — говорит ее подружка, Маки.
Так вроде бы ее…
— Больше нет времени на обсуждения. Вы — тот самый, кого мы выбрали, и нам пора довести дело до конца.
Когда она произнесла «до конца», мне показалось, что планета в очередной раз заворочалась, а может, так оно и было.
— Я серьезно. Все это зашло малость далековато.
Холодный октябрьский вечер — ведь еще октябрь? Время здесь тянется так медленно, кажется, будто этот месяц длится уже целую вечность.
Надо поосторожнее. Только так и можно общаться с ненормальными. Они способны воспламениться от одной искорки. Эти молодые львицы вот-вот зарычат на меня. Неважно, чем они одержимы — я вообще не знаю, чего ждут, жаждут и желают женщины, особенно молодые — но знаю, что должен поостеречься. Вот и все, что я знаю.
Холодный октябрь, колючий воздух, но этим двум передо мной, похоже, и дела нет: мои глаза чуть не вылезают из орбит, когда обе они начинают раздеваться.
— Не знаю, что, по-вашему, вы делаете, но…
— Томбо, вам пора овладеть нами, вон там, за этими деревьями, и удовлетворить нас. Изнасилуйте нас обеих, но
Все это говорит Сиори, та, что повыше, еще более тронутая (если такое возможно), чем та, что пониже, мелкая проказница.
— В вас вся надежда человечества. Остальной мир позабыл о нас, но под вашим руководством мы, возможно, сможем начать все заново, создать новый порядок. Вам ведь понравится, правда? Порядок. Привести мир в должное состояние. Я могу стать вашей женой. Я знаю, что ваша жена чувствует себя плохо и на поправку не идет, пусть я буду вместо нее. Я все разведала. Я знаю, что вам нужна спутница. Знаю, что вам нужно.
Понятия не имею, где они всего этого набрались: этот причудливый язык, эти диковинные мысли — и откуда им известно о моей семье? И эти призрачные голоса, откуда…
Все это очень настораживает, этот переход от девичьей влюбленности к чему-то поистине… пугающему. Им обеим всего по шестнадцать лет, я знаю, и однако…
Откуда они… как они разузнали о моей жене?
— Все это зашло чересчур далеко! Если вы сейчас же не оденетесь, мне придется позвонить в полицию, и тогда…
— Полиция, как и все остальное, давно сгинула. Только мы и остались, Томбо. Все зависит от нас. Вы должны соединиться с нами. Наполнить своим семенем. Мы начнем все заново, такую кашу заварим — новое селение, новая страна, и вы во главе. Придумаем себе герб. Стрекозу. На футболках. Я отлично режу футболки. Я умею шить.
Шить? Во главе?
Почему они меня так называют? Никто меня так не называет. Меня зовут не так. Меня зовут…
— Вы нас слушаете?
— Тогда вашим родителям. Я позвоню вашим родителям.
Я хочу, чтобы они обращались ко мне правильно, называли меня правильным именем, хочу напомнить им, что когда-то эта страна славилась соблюдением приличий, всеобщей учтивостью, но сейчас не самое подходящее время для лекции, на повестке вопросы поважнее. Обе они голые, с каждой минутой холодает, и если они поскорее не оденутся, то простудятся насмерть.
— Здесь не поймать сигнал, любовь моя, — говорит Сиори. — И откуда вы узнаете номера наших родителей? Они сами собой проникнут вам в голову, как по волшебству? Волшебные номера, Томбо? Ведь наверняка не все родители занесены в этот ваш маленький девайс?
Та, что пониже, Маки, смеется. Смеется надо мной. Проказливая крошка. Так вот чем я стал? Посмешищем. Похоже, так и есть. К этому все и шло. С самого начала.
Она дрожит. Ей нелегко приходится. Однако обе стоят на своем.
— Давайте. Идите к нам.
Маки, да, так ее зовут, Миками Маки, вся дрожит, но держится мужественно. Это тебе не среднестатистические подростки. Они упорные. Если бы я знал, что за темные реки протекают у них внутри, если бы мог…
Я похлопываю себя по нагрудному карману, обшариваю все свои карманы.