Черная сирень

Галину овеял ветерок сказочно красивого, глубокого аромата.

Сосредоточившись на танцорах, Галина не заметила, как кто-то проник в закуток. Застигнутая врасплох, она смутилась и прикрыла огромный живот краешком портьеры.

– Ой! Здрасте! Круто как, да?

Обладательница чудесного аромата была так же хороша, как ее духи. Гладкое, фарфоровое, с идеальными чертами личико, длинные темные волосы, собранные в высокий хвост.

– Здравствуйте… А вы кто?

– Я? Да так… – стушевалась девушка. – Я журналистка, Маруся. Мне бы Мигеля найти…

Сердце Галины бешено застучало.

Дышать было нечем.

– Зачем он вам?

– Да понимаете… Я любительница латино-американских танцев, это мое хобби. Так вот, наше танцевальное сообщество хотело бы узнать… Мигель ведь и аргентинское танго преподает, так? Мы хотели подробнее узнать о технике «мертворожденного» болео[1] и прочем…

Перед глазами все поплыло, и Галина вцепилась в портьеру с такой силой, что палка, на которой та висела, крякнула и начала трещать.

– Вам что, плохо? Подождите, давайте вот так, я помогу… Надо отсюда выйти! Ой, господи, да вы же… А я в потемках и не поняла…

Девушка открыла дверь.

– Кто-нибудь! – закричала она в коридор.

Вскоре на пороге показалось бесформенное существо с торчащей из-под мышки шваброй.

«Должно быть, новая уборщица», – подумала Галина, жадно ловя губами прилив гадкого, но такого спасительного сейчас воздуха.

Существо нагнулось и дернуло за шпингалет. Открылась вторая половина двери, в закуток хлынул свет. Темно-синие портьеры сделались бордовыми, а на лице девушки появились морщинки, лишив ее неземного очарования и прибавив десяток лет.

Галина оперлась было на протянутую руку перепуганной журналистки, но тут существо со шваброй расправилось во весь рост и что-то сбивчиво промямлило насчет того, что надо бы вызвать «скорую».

Ноги Галины сделались ватными.

Перед ней стояла бомжиха из кафе.

* * *

Вторые сутки Галина не вставала с постели.

На ее прикроватной тумбочке выстроились, как нарушившие дисциплину солдаты – не по росту и как попало, – разномастные пузыречки и чашки с отварами и микстурами.

Окна в спальне были наглухо зашторены.

Если выбирать из двух зол, то для Галины, когда она не спала, пялиться в цветастую стену с обоями было лучше, чем позволить проникнуть в комнату унылой, намертво застывшей серости февраля.

Несмотря на полный упадок сил, ее внутренний контролер оставался на посту.

Сквозь обрывочный, поверхностный сон Галина слышала все, что происходило в квартире.

Не проработав и недели после очередного больничного, мать взяла отпуск.

Она и бабка уже переночевали здесь ночь и, судя по всему, намеревались остаться надолго.

Сегодня ранним утром Галина слышала, как Катюша, напуганная ее нездоровьем, плакала, ругалась с матерью и не хотела идти в школу. Галина зарылась с головой в подушку.

А мать, до тошноты громко и четко, раза три повторила отменившему уроки Мигелю, что необходимо купить в магазине и аптеке.

После, с перерывами, хлопала входная дверь – это бабуля с очередной чашкой кофе в руке шаркала курить на лестницу.

Мать чаще остальных заглядывала к Галине в спальню, подходила совсем близко и беспардонно, в своей обычной манере, нарушая границы личной территории, подолгу нависала над ней, выжидая. При этом она задавала один и тот же дурацкий вопрос:

– Ну ты как?

На сей раз Галина не выдержала и сорвалась:

– Мама, да оставьте вы меня в покое! Твари вы бесчувственные, эгоисты!

– Галя, деточка, что ты… Уж так-то зачем? Все-все, ухожу! Если тебе что-нибудь нужно…

– Мне ничего не нужно!

Мать, прикрыв дверь, еще долго о чем-то тревожно шепталась в коридоре с бабкой, как заговор плела.

Когда шум в квартире стих и остался лишь в равномерном дыхании воды, текущей по батареям, да в отдаленных, почти неразличимых голосах из телевизора в соседней комнате, веки Галины снова стали слипаться.

Грезилось ей, будто птицы за окном запели.

В их едва слышной, кружевной, но слаженной песне задрожали недавние образы.

Вот проступили капельки пота на лбу у мальчика-бога, во влажной каннской ночи мелькнули смуглые руки, хрустнули крахмалом простыни, почернела бесконечность моря, а еще, совсем немного, добавилось, как в самолете, головокружения, и быстро растворилось в соленых волнах неба…

И вдруг, будто чашка вдребезги разбилась, раздался звонок в дверь.

В коридоре началось движение.

– Не знаю кто… Может, забыл чего амиго наш…

– Так у него ключи есть! Знает же, что Галка спит…

– Так ты в глазок посмотри.

– Там женщина стоит.

– Что ей нужно?

– Откуда мне знать? Стоит и молчит. Странная какая-то.

– Сейчас жуликов полным-полно по квартирам шляется, пенсионеров обманывают, только и пишут об этом.

Птицы исчезли.

Галина подскочила.

Бросилась босая, расхристанная, задевая за углы, в коридор.

– Не открывать!

– Ой, Галя, детка, зачем же ты встала? – закудахтала мать.

– Мам, кто там? – зашептала Галина и, поймав на лету бабулину руку, судорожно вцепилась в нее.

– Женщина какая-то.

– Потише говорите…

– Галя, ты иди ложись, мы сами разберемся.

Галину трясло.