Подышав городом, проследовав за ним на четыре такта в кружении встречных улыбок, в сочных поцелуях влюбленных пар, звоне трамваев, ласковом ворчании фонтанов, в снисходительной горделивости больших деревьев и непокорности разросшихся кустов, Варвара Сергеевна ощутила два острых желания: сшить у портнихи шифоновое платье и поскорее увидеть своего друга.
Все стало простым и понятным.
Надо было всего лишь набрать его номер или написать сообщение.
И она написала.
Через час Валерий Павлович, у которого (как правильно рассчитала Варвара Сергеевна) был как раз выходной, появился на террасе кафе с низкой кружевной оградой.
– Что желаете, сударыня? Как обычно? – Мальчишка-официант, даже не думая скрывать свою радость, бросил остальные дела и отодвинул для нее стул за самым уютным, только что освободившимся столиком.
– Здравствуй-здравствуй, солнечный мальчик! Не знаю… Погоди, не подгоняй… – И многозначительным шепотом она добавила: – Возможно, я буду не одна…
– Отлично! Но был бы я слегка постарше…
– Лет на тридцать, – смеясь, уточнила Варвара Сергеевна.
Мгновенно, как ловкий фокусник, мальчишка убрал грязную посуду и застелил столик белоснежной накрахмаленной скатертью.
– Только для особых гостей, – тихо сообщил он.
Валерий Павлович, которого Самоварова заметила сразу, как он вошел, смущенный шумным, незнакомым местом, отыскал ее глазами и, явно волнуясь, поспешил к ее столику.
Самоварова с удовольствием отметила про себя, что он был чисто выбрит, недавно подстрижен и со вкусом одет.
– Может, я безнадежно старомодна, но сейчас тебе не хватает букетика коротко стриженных бледно-сиреневых розочек. Они прекрасно бы подошли к твоей рубашке.
– Хм… Исправлюсь…
Оставив на столе меню, официант испарился. Зависло обоюдное волнение, невысказанные вопросы клокотали внутри.
– Ты болела? Что ты делала? Сон не нарушился? Что тебе снилось?
Варвара Сергеевна вытащила из пачки сигарету и, покрутив ее в пальцах, положила на стол. Вздохнула-выдохнула.
День был настолько прекрасен, что все вопросы, еще такие существенные вчера, прозвучали бы сейчас совершенно лишними.
Она окинула взглядом все, что могла в себя вместить.
Эх, как же хорошо жить, просто жить!
Она счастливо, тихонько засмеялась, ощущая себя такой близкой ко всем этим людям, к этому городу и к человеку напротив, близкой как никогда.
– Валер, я уже достаточно проспала в своей жизни.
Валерий Павлович, все еще напряженно-задумчивый, поглаживал пальцами обложку меню.
Задумавшись над ее ответом, он не успел продолжить разговор, поскольку за их спинами возникло какое-то новое, оживленное движение.
Застучали по каменным плиткам стулья, загудели голоса, и головы всех, кто находился в этот час в заведении, повернулись к вошедшей.
Это была женщина странноватой, по крайней мере для города, наружности.
Первыми бросались в глаза пестрота ее наряда и босые ноги.
– Коля, это она! – громко шепнула за соседним столиком женщина с красным напомаженным ртом.
– Айгуль, вот она, та, про которую я рассказывала! – подхватила официантка, толкая в бок свою скуластую коллегу.
– Она, она, она! – хором загудели голоса и, как по команде, быстро смолкли в ожидании.
Женщина прошла в самую середину террасы и, без всяких вступлений, запела.
Первая песня, робкая, негромкая, простоватая в своем рисунке, была, как поняла Варвара Сергеевна, приветствием.
Раздались жидкие аплодисменты.
Босоногая певунья с достоинством поклонилась.
Посетители вопросительно молчали.
Не дав паузе затянуться, она запела вновь.
Вторая песня, как разгон к предстоящему прыжку, фраза за фразой, куплет за куплетом, наполнилась удивительной, стремительно раскрывавшейся энергией.
И уже через несколько минут Варвара Сергеевна, будто заснув наяву, утратила чувство времени.
Во власти этого голоса, сладкого, дерзкого и необычайно сильного, а местами боязливого (будто слепой на ощупь прокладывал себе путь), пространство небольшой террасы расширилось до невероятных размеров.
Валерий Павлович взял Варвару Сергеевну за руку, и они полетели куда-то, где никогда еще не были.
– Держи меня, Валера, – сказала она словно бы про себя.
– Я с тобой, – донесся его ответ.
Зашумели невиданные моря, предсмертно закричали раненые птицы, проснулись ночные цветы, заплакала рассветная роса, и белый старушечий саван превратился в подвенечное платье.
Цыганка все пела, а Варвара Сергеевна, как под гипнозом, смотрела на ее лицо.