«Засмущался», – усмехнулась про себя Самоварова.
Экскурсовод бросил укоризненный взгляд на торчавшую из пакета Арсения бутылку, посомневался, пожал плечами и все-таки открыл подъезд.
– Поднимаемся на шестой этаж. Только потише. И лучше пока не пить. Это вопрос вашей безопасности.
Уф…
После третьего этажа дыхание Самоваровой сбилось, ноги нестерпимо заныли, но она шла впереди, и ее подталкивала в спину стремительная энергия молодых, а потому не позволила себе приостановиться.
– Курить надо бросать, – констатировал «немец».
– Я – никогда, – громким шепотом отозвался Арсений.
– Я тоже! – на ходу обернулась к нему Варвара Сергеевна, и оба прыснули задыхающимся смехом.
Парнишка-экскурсовод, в который раз приложив палец к губам, открыл чердак, и они вступили в спертый, прелый запах его обитателей – крыс и голубей.
– Так, теперь самое сложное. Чтобы добраться до крыши, нам предстоит пройти три небольших, но узких и темных пролета. Все мешающие вещи, сумки, а особенно бутылки, лучше оставить здесь. Можете не беспокоиться, я эту дверь запру изнутри. Ну что, готовы?
Теперь у Самоваровой было два телохранителя: Валерий Павлович страховал ее, двигаясь впереди, Арсений – у нее за спиной.
Забыв про колено и хлюпающий нос, не успевая отсчитывать ребристые и очень узкие ступеньки, она вместе со всеми двинулась наверх.
Наконец компания выбралась на покатую и изрядно залатанную старую крышу.
– Вуаля! – впервые улыбнувшись, прокричал во весь голос экскурсовод. – Теперь нам предстоит обещанная прогулка сразу по четырем крышам города. Правила поведения таковы: все, что под ногами ржавое и черное, – это наше, на все, что блестит, лучше не наступать, скользить будете!
– Господи, хорошо, что ограничители стоят! – взвизгнула провинциалка и, осторожно приподняв сначала одну ногу, потом другую, осмотрела подошвы своих расшитых пайетками кроссовок.
– Мадам, да вы вокруг посмотрите! – закричал Арсений. – Это же мой город, мой! Я здесь родился и вырос! О высокомерный город, как же мне всегда хотелось тебя отыметь! И пусть сейчас это только иллюзия, пусть ты, великий и недоступный, снова посмеешься надо мной, но боже, какая это красота – схватить тебя хоть так, за лацкан твоего камзола.
Арсений был безусловно прав: небо вечернего города, нежно-акварельное на западе, а в самой глубине, вдали – точно холст и масло, местами поблескивавшее сусальным золотом, местами шелестевшее пурпурным бархатом и глазурное посредине, – это необъятное небо было похоже на сшитый ангелами императорский наряд.
От восторга у Варвары Сергеевны закружилась голова, и она уцепилась за Валерия Павловича.
– Варя, я же говорил, надо было оставить сумку внизу.
– Ты зануда!
– Возможно, но это безопасность.
– Сумку я никогда никому не оставлю, там вся моя жизнь: паспорт, кошелек, телефон, ключи.
Все, включая Самоварову, дружно загоготали и принялись жадно и счастливо упиваться красотой, раскинувшейся перед глазами.
У нее возникло минутное и непреодолимое желание сбросить сумку с крыши. Но Валерий Павлович, словно прочитав ее шальную мысль, выхватил сумку из ее руки:
– Так-то лучше будет. Доверь мне, хоть на десять минут, всю твою жизнь.
И снова дружный хохот.
– А теперь только вперед, господа!
Пот тек ручьями по спине Варвары Сергеевны, колено, отдавая тупой болью под ребра, дрожало и ходило ходуном, но она, старясь не отставать и ступать только на черное и ржавое, шла следом за Валерием Павловичем, изредка опираясь на его протянутую руку.
Группа остановилась на стыке двух крыш.
Позволив налюбоваться небом, город заговорил с ними всем своим многоголосьем.
Тут были и отчаянные аккорды дворовых гитар, и гулкие, величественные отголоски старинного органа, и пронзительные пассажи подъездно-кухонных гениев, и стоны нетерпеливых любовников, и предупреждающий перезвон колоколов, и переливы арфы, и настырные звонки велосипедов, и степенный грохот трамваев.
Варваре Сергеевне, никогда не знавшей нотной грамоты, вдруг захотелось написать песню.
Пока она, залипнув на месте и раздумывая над тем, как же это делается, вслушивалась в город, бутылка Арсения побежала по рукам, и даже важничавший парнишка-экскурсовод от нее не отказался.
– Валер, и я буду! Передай, пожалуйста.
– Ух ты, вот это событие! Давай, но только аккуратней. С простудой-то как, алкоголь?
– Говорю тебе, ты зануда! – отмахнулась Самоварова и, подначиваемая неутомимым Арсением, сделала внушительный глоток обжигающего напитка.
– Фотографироваться будете? Тогда советую пройти подальше, на третьей крыше есть возможность присесть, вон на те доски.
С самого начала вылазки на крышу Арсений затеял беседу с парнишкой-экскурсоводом, мешая тому полноценно делать свою работу. Он постоянно его перебивал, ловко вплетая в его заученную речь малоизвестные обычным людям домыслы и факты.
– Да ведь он, похоже, историк, – сказал Валерий Павлович, указав головой на балагура.
– Да… город – загадка. Обычная пьянь здесь осведомлена не хуже профессора, – отозвалась расфуфыренная провинциалка.
Арсений расслышал ее слова и в ответ лишь беззлобно усмехнулся.