Черная смерть. История самой разрушительной чумы Средневековья

Небольшой вехой на пути врачей к профессиональному господству стало судебное разбирательство 1322 года над парижской целительницей по имени Жаклин Фелиси. Несмотря на отсутствие официального медицинского образования, мадам Фелиси, одна из многочисленных практикующих женщин-целительниц средневекового Парижа, очевидно, обладала природным даром к медицине. Во время судебного разбирательства несколько бывших пациентов выступили для дачи показаний в ее пользу, в том числе некий Иоанн Сент-Омарский, который сообщил епископскому суду, что во время его недавней болезни мадам Фелиси навещала его несколько раз и отказывалась брать плату до тех пор, пока он не вылечился. Иоанн назвал это беспрецедентным по своему опыту общения с врачами. Среди других свидетелей защиты был еще один Иоанн, Иоанн Фабер, который свидетельствовал, что мадам Фелиси лечила его «какими-то зельями, одно из них было зеленого цвета», и служанка по имени Иво Телоу, лихорадку у которой не могли вылечить несколько врачей с университетским образованием. Мадемуазель Телоу сообщила епископскому суду, что после тщательного медицинского осмотра мадам Фелиси прописала «стакан прозрачной жидкости со слабительным эффектом»[493]. Вскоре после этого загадочная лихорадка у молодой женщины прошла.

Главным свидетелем обвинения был Иоанн Падуанский, суровый старик, бывший медицинский советник Филиппа Красивого. Судя по его высказываниям, Иоанн, казалось, считал, что мадам Фелиси стоит вынести обвинительный приговор только на основании того, что она женщина. Женщинам уже запретили заниматься законом, негодовал Иоанн. По его мнению, стоило как можно скорее ограничить их допуск к занятию такой серьезной профессией, как медицина![494]

2 ноября 1322 года мадам Фелиси была признана виновной в нарушении указа, запрещавшего целителям, не имеющим лицензии, осматривать пациента, назначать лекарства или выполнять другие манипуляции в отношении пациента, кроме как под руководством получившего университетское образование, лицензированного врача. Это решение суда стало крупной победой Парижского медицинского факультета, главного создателя нового иерархического медицинского строя, имеющего форму пирамиды. На вершине находилась относительно небольшая группа врачей с университетским образованием, они практиковали то, что мы назвали бы терапией. Под ними были хирурги общего профиля, у которых обычно не было академической подготовки, хотя ситуация в этом плане начинала меняться. К началу четырнадцатого века хирургия начала преподаваться в медицинских школах. Хирург лечил раны, язвы, абсцессы, переломы и другие заболевания конечностей и кожи. Под общим хирургом находился цирюльник, своего рода фельдшер, который мог проводить несложные операции, включая кровопускание, постановку банок и пиявок, а также стрижку волос и вырывание зубов. Далее шли аптекарь и эмпирик, которые обычно специализировались на одном заболевании, таком как грыжи или катаракта. В самом низу пирамиды находились тысячи целителей, не имеющих лицензии, такие как мадам Фелиси[495].

Чтобы зафиксировать свое новое положение в обществе, врачи за несколько десятилетий до чумы стали придерживаться более профессиональных, то есть авторитетных правил поведения, соблюдать кодекс врачебного поведения. Категорически «нельзя» в новом медицинском этикете было ставить под угрозу свое профессиональное достоинство, приходя к пациентам с целью навязать свои услуги. «Ваш визит означает, что вы отдаете себя в руки пациента, – предупредил Гульельмо да Саличето, – а это полная противоположность тому, что вы хотите сделать, – заставить его самого рассказать вам свои жалобы»[496]. Категорически «можно», согласно новому этикету, было проводить комплексный медицинский осмотр при первом посещении. Осмотр должен включать в себя не только общий анализ мочи, но и подробную историю болезни, а также анализ запаха изо рта пациента, цвета кожи, мышечного тонуса, слюны, пота, мокроты и стула. Некоторые врачи также составляли гороскоп пациента при первом посещении. Еще одним кардинальным «нельзя» в новом этикете была диагностическая неопределенность. Даже в случае сомнений, говорил Арно Вилланова, врач должен выглядеть и действовать авторитетно и уверенно. Сомневающемуся врачу Арно рекомендовал прописать больному любое лекарство, «которое может принести пользу, но в котором вы уверены, что оно не нанесет вреда». В качестве альтернативы он советовал «сказать пациенту и его семье, что вы прописываете тот или иной препарат, чтобы вызвать то или иное состояние у пациента, чтобы они всегда ожидали какого-то изменения»[497]. Третьим «нельзя» в новом этикете было многословие. Сдержанность, особенно в сочетании с серьезностью, придавала врачу авторитет. По словам одного ученого, врач, который обсуждает свои медицинские умозаключения с пациентом и его семьей, рискует позволить им думать, что они знают столько же, сколько и он, и это может сподвигнуть их отказаться от его услуг.