Черная сотня

Многие источники сразу стали раритетами; есть немало периодических изданий, не говоря о брошюрах и листовках, которых не найти даже в специальных архивах и собраниях. Господин Соловей не только снабдил меня источниками, он ответил на мои бесчисленные вопросы, тщательно и критически проверил рукопись, так что я перед ним в неоплатном долгу. Некоторые разделы книги (например, глава о националистическом истеблишменте) настолько же его, насколько мои. Однако окончательный текст книги написан мною. Я полагаю, что он разделяет большинство моих выводов, но не обязательно должен соглашаться со всеми.

В работе над историческим разделом книги мне помогли советами также Джозеф Франк, Грегори Фриз, Абрахам Ашср, Ганс Роггер, Роберт Отто, Михаил Эпштейн, Леонард Стентон и Михаэль Хагемайстер.

Кэри Андерсон, библиотекарь Центра стратегических и международных исследований (ЦСМИ), любезно помогла получить по программам межбиблиотечного обмена некоторые редкие книги; в этом также посодействовали мои друзья Лариса и Франтишек Сильницкие. Мне немало помогли мои ассистенты Эйми Бреслоу и Энн Траслоу, а также небольшая группа способных и трудолюбивых стажеров ЦСМИ — Сара Депре, Марек Михалевский, Дмитрий Осипов, Джон Кении и Нэнси Осло.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ДО РЕВОЛЮЦИИ

Глава первая Русская идея — ее историческая неизбежность

Патриотизм — любовь к родине — существует с незапамятных времен, национализм же как доктрина, система ценностей и верований возник в романтическую эпоху. Становление русской самоидентификации растянулось на несколько столетий. Такие произведения древней русской литературы, как «Повесть временных лет», летописный свод, составленный Нестором, или «Слово о полку Игореве», — это работы sui generis[20], а не имитации другой культуры; то же относится и к древнерусской живописи, и к догматам русской церкви.

В XIII веке русские защищали свою землю от тевтонских рыцарей, тогда же началась борьба против монголо-татарского ига, закончившаяся два с лишним столетия спустя. Идеология при этом вряд ли играла какую-либо роль. Знаменитое высказывание из «Послания на звездочетцев» (ок. 1523) игумена псковского Елеазарова монастыря Филофея о Москве как о «третьем Риме» не произвело большого впечатления на правителей его времени и общественное мнение, каким бы оно тогда ни было. Лишь со временем эта метафора стала символом веры в определенных кругах. Несколько позднее в том же столетии возникла идея «Святой Руси».

Россия была самой изолированной из всех европейских стран. По свидетельствам многочисленных путешественников, политические, культурные и социальные процессы, происходившие в других частях Европы, по большей части обходили Россию стороной. Коренные перемены начались с воцарением Петра I; о его политике модернизации и «вестернизации» до сих пор идут споры. Со времени Петра развитие государства и народа пошло разными путями.

Национальное сознание всегда формируется в оппозиции чужим влияниям, и Россия, естественно, не была исключением. Староверы видели в Петре слугу дьявола: из-за его реформ многие старые обычаи и верования оказались под запретом, а требование сбривать бороды представлялось пределом унижения. Но противодействие Петру отнюдь не ограничивалось только отсталыми слоями общества. Политический истеблишмент гневался на то, что ключевые позиции при дворе, в управлении страной, в армии и на дипломатической службе заняли немцы. «Наверху» было модно подражать всему французскому — у некоторых патриотов это вызывало яростный протест. Многим русским не нравилось, что историю их страны писали немцы — нередко в отчужденном и непатриотическом духе, — что в новоучрежденной Академии наук преобладают иностранцы. В сознательной оппозиции чуждым влияниям складывалась русская литературная школа, в особенности драматургия, и были написаны первые труды по русской истории. У авторов были лучшие намерения, но им не хватало и таланта, и устойчивой, сильной национальной традиции, как у французов, англичан и немцев. Поэтому произведения драматургов-патриотов быстро забылись. Но подспудное ощущение, что русский народ может внести самобытный и важный вклад в культуру, сохранялось. Появились даже претензии на то, что «мы лучший и более великий народ, чем немцы». Фонвизин (как можно судить по фамилии, сам новоиспеченный русский) писал, что русские чувствительнее, сердечнее и более способны к любви, чем большинство иностранцев.