Черная сотня

Существовало весьма распространенное мнение — ранее его особенно горячо отстаивал Солженицын, — что большинство республик — лишь жернова на шее России и родине без этого бремени будет легче и в финансовом, и в политическом, и даже в духовном смысле. Однако на другой чаше весов была горечь тех, кто верил в державу: малая, урезанная со всех сторон Россия не могла быть знаменосцем исторической русской идеи, как они ее понимали. Чем можно объяснить эту парадоксальную реакцию на распад Союза? Политики и идеологи крайней правой строили свой оптимизм на том, что компартия (включая национал-большевистскую Российскую компартию) прекратила существование. Следовательно, для реставрационных иллюзий, господствовавших в части правых группировок до путча, не осталось места. Расстановка политических сил значительно упростилась: у демократов и либералов остался лишь один серьезный соперник в борьбе за власть — правый «патриотический» лагерь. А поскольку демократы уже и так у власти и у них практически нет шансов на успех, значит, время начало работать на правых[438]. Правда, некоторые лидеры националистов признавали, что им пока не удалось разработать серьезную социально-экономическую программу, которая могла бы стать альтернативой политике демократов. Но поскольку, полагали они, экономические реформы команды Гайдара были столь болезненны и непопулярны, то, может быть, призыв к формированию нового руководства возымеет действие, даже если никто не будет в точности знать, что именно предлагают правые. Так, в начале 1992 года, с трех сторон началась атака правых на руководство страны: его критиковали, во-первых, за беспомощность в отношении сепаратистов (например, татар), во-вторых, за недостаточную поддержку русского населения бывших советских республик (например, Молдовы) и, наконец, — за некомпетентную экономическую политику.

В ту зиму различные правые группировки продемонстрировали готовность к более тесному сотрудничеству. Но не все планы были хорошо продуманы и не все инициативы привлекали широкую публику. В антиельцинской демонстрации на Красной площади в марте 1992 года участвовали в основном пожилые люди, а попытка собрать в Воронове под Москвой прежний Верховный Совет СССР, уже распущенный, обернулась фарсом. Литературный вечер, на котором читали стихи Анатолия Лукьянова (бывшего главы советского парламента и поэта-дилетанта), тоже не смог мобилизовать массы[439]. Лукьянов был близким другом Горбачева, но предал его и присоединился к путчистам.

Больший политический интерес вызывали учредительные собрания различных политических групп. Первым было собрание Российского общенародного союза (РОС) в Колонном зале Дома союзов 21 декабря 1991 года (зал был получен бесплатно). Главными ораторами были представители правого истеблишмента (Алкснис, Володин, Шафаревич), и их тезисы не содержали ничего неожиданного. РОС был против возвращения Японии Курильских островов, выступал за организованную борьбу с мафией и за то, чтобы торговые сделки с отделившимися республиками осуществлялись только по мировым ценам. Было, впрочем, одно оригинальное предложение — создать «теневой кабинет» (с московским и региональным представительством), который в любой момент сможет взять на себя управление страной. Шафаревич призывал всех забыть межгрупповые разногласия, но экстремистские и консервативные группы продолжали обмениваться взаимными обвинениями. Президентом новой организации был избран Сергей Бабурин, молодой номенклатурщик из Сибири, юрист по образованию. Бабурин стал известен по работе в Верховном Совете еще при Горбачеве. В парламент он прошел как демократ, но затем все более склонялся вправо и теперь нередко упоминался как будущий лидер правой.

В январе 1992 года состоялся третий съезд «Славянской ассамблеи». На нем присутствовали главным образом экстремисты вроде «архиепископа» Лазаря, Александра Баркашова — лидера Русского национального единства (РНЕ)[440], известного антисемита и организатора групп карате, и Александра Стерлигова — бывшего генерала КГБ, который вначале избрал службу в администрации Ельцина, а затем переметнулся в бизнес и политику. На митинге присутствовали несколько эксцентричных правых из Польши и Болгарии. Один из них, болгарский философ, спросил: «Как вы можете терпеть правительство, члены которого не могут правильно произнести букву «р»?» Этот вопрос широко обсуждался московской печатью.