Черная стая(СИ)

Теперь между строк перед глазами Войцеха замелькал туго натянутый ряд петелек на спине голубого платья, и узенькая, не шире спички, полоска нижней рубашки, видневшаяся там, где платье было особенно тесно. Пушистые прядки на белой шее словно шевельнулись под горячим дыханием, защекотав губы.

Войцех уже почти собрался подняться к себе, нарушив обещание дождаться пирога, когда его спасли от постыдного бегства Герберт и Йохан, покончившие с уроками и вытащившие из-под шкафа ящик с игрушками. Шемет, с полного одобрения их матери, присоединился к мальчикам на ковре, помогая возводить замок из пустых жестянок из-под ваксы и спичечных коробков.

-- Знаешь какую-нибудь сказку? -- спросил Йохан, младший из братьев, пухлый восьмилетний мальчуган, похожий на сестру.

-- К старшим надо обращаться на "Вы", -- тут же вмешалась мать, -- и не забывать прибавлять "герр Войцех".

-- Не стоит, фрау Грета, -- махнул рукой Шемет, -- мы же с Йоханом друзья. Правда, Йохан?

Йохан с готовностью закивал, и мать, улыбнувшись, не стала возражать.

-- Сказку, сказку, -- напомнил Йохан, -- ты, наверное, знаешь много сказок?

-- Знал, да забыл, -- смутился Войцех, которому в детстве вместо сказок кормилица рассказывала на ночь жмудские легенды, по его теперешнему представлению не совсем подходящие для нежного детского возраста.

-- И про Красную Шапочку не знаешь? -- удивился Герберт, поднимаясь с ковра и направляясь к шкафу, -- вот, можешь почитать.

Шемет слегка покраснел. "Сказки матушки Гусыни" он читал уже корнетом, после отъезда отца из Петербурга. Их нескромные намеки и более откровенные "моралите", следующие за каждой сказкой, еще менее, чем деревенские предания, подходили для детского чтения, зато могли послужить весьма пикантной темой для альковного разговора с дамой.

История невинной девушки, попавшей в постель к злому и коварному волку, в особенности смутила его сейчас, после того, как только присутствие матери и братьев удержало его от того, чтобы заключить Лизхен в объятия, послав к чертям все благие намерения. Ему стало нестерпимо стыдно, и он взял злополучную книгу из рук мальчика, словно это был тот самый безнравственный французский роман, которого так опасалась фрау Грета.

Но книга оказалась немецкой, авторства братьев Гримм, изданной всего год назад в Берлине. Прекрасные гравюры были выполнены в самом невинном духе, а сказка, которую он открыл не без внутреннего трепета, учила детей послушанию, ни словом не напоминая об опасностях, ожидающих юных девиц в постели злого волка. Войцех с удовольствием почитал ее вслух, даже в лицах. Злобное рычание выходило у него особенно хорошо, заставляя мальчишек покатываться со смеху.

Через час Лизхен, уже с вымытыми руками, застегнутыми на все пуговки манжетками и без передника, внесла на подносе кофейник, сахарницу и молочник. Вслед за ней показалась Анна, с еще горячим сладким пирогом на большом фаянсовом блюде. Клеенку со стола сняли, и Шемет, проголодавшийся от игр и чтения вслух, отдал должное и кофе, и пирогу. На Лизу он смотреть избегал и почти сразу после ужина откланялся, сославшись на завтрашние дела, и поднялся наверх.

Закрыв за собой дверь, Войцех бросился на постель и судорожно вцепился в подушку, покрывая ее поцелуями. Слегка выпустив пар, перевернулся на спину, положив руки под голову, и задумался, глядя в потолок.

Ничего подобного с ним до сих пор не происходило. Вернее, и томление в груди, и горячечная круговерть мыслей, и желание, обжигавшее при взгляде на Лизхен, -- все это было знакомо, и, по правде сказать, не так уж отличалось от того, что он испытывал, увлекаясь очередной светской львицей. Но прежде ему никогда не приходилось задумываться о том, чего он хочет. Щедрый дар мгновенного порыва страсти или драгоценная награда за долгие ухаживания, своя прелесть была и в том, и в другом. Но конечная цель всегда была одна, и никаких сомнений в том, стоит ли ее добиваться, Шемет не испытывал ни разу.

С Лизхен все обстояло иначе. Соблазнить ее и оставить -- означало сломать ее жизнь раз и навсегда. Войцеху вспомнились слова Исаака "Но вы, господин граф, учитывая ваше происхождение и богатство, не станете лгать, что готовы жениться". Жгучая волна возмущения поднялась в его душе. Конечно, он не станет лгать. Ни себе, ни Лизхен. Но как же заблуждается старый болван, если думает, что он, Войцех Шемет, из тех, кому происхождение и богатство девушки важнее ее красоты, ума и характера. Нет, он, конечно, не готов жениться. Пока не готов. Но это же не значит, что это вообще невозможно?

Войцех перевернулся на живот, обнял подушку и прижался к ней щекой. Лизхен, такая прелестная, такая желанная. И как ее можно не любить? Даже сорванцы-мальчишки обожают свою сестру, это видно с первого взгляда. Из нее выйдет прекрасная жена, заботливая, нежная, умеющая внести в дом уют и тепло. И почему он должен уступить это кому-то другому, основываясь на глупых предрассудках?