В тесноватой зале, освещенной вполовину горевшей люстрой, собралось небольшое, но пестрое общество. Князь учтиво встретил юного графа, представил его нескольким сановным гостям и вернулся к зеленому столу, где игра шла под стать этому дому -- с приличием дозволенного обществом порока. Войцех поставил сто рублей, проиграл, к своему облегчению, и, сочтя долг перед хозяином исполненным, приналег на дурное шампанское, разглядывая гостей.
Хозяйку, сидевшую в уголке возле печи, он приметил не сразу. Она была красива, хотя и не во вкусе Шемета. Высокая грудь, подчеркнутая скрещенной на лифе голубого атласного платья кружевной косынкой, белокурые волосы, уложенные по-девичьи, большие полупрозрачные голубые глаза, прелестный маленький рот. На ее хорошеньком личике словно застыло выражение легкого удивления и стыдливого смущения. Прасковье Федоровне было никак не больше семнадцати лет, и ее юная свежесть показалась Шемету особенно неприличной в этой заполненной увлеченными игрой мужчинами зале.
Ее присутствие украшало прием, как если бы Вирский выставлял напоказ недавно купленную редкую китайскую вазу. Пожалуй, от самых скабрезных шуток и анекдотов собравшихся оно удерживало. Но скользящие по ней оценивающие взгляды казались Войцеху отвратительнее самых гнусных оскорблений, высказанных вслух. Сочувствия он к Прасковье Федоровне, впрочем, не испытывал. Лишь легкую жалость с оттенком брезгливости. Он пожалел, что пришел, но, верный данному слову, решил остаться, хотя бы до трех часов пополуночи.
-- Скучаете, граф? -- к Войцеху подошел Михаил Чигринский, молодой дипломат, недавно вернувшийся из Венеции.
-- Изучаю нравы, -- улыбнулся Шемет, пожимая протянутую руку как спасительную соломинку, -- точнее, их упадок.
-- Помилуйте, граф! -- с деланым удивлением отозвался Чигринский. -- Слухами о ваших успехах у дам земля полнится. Вам ли осуждать современный разврат?
-- Разврат -- это связь с женщиной, которая тебя не хочет, -- ответил Шемет. Шампанское ударило ему в голову, вызвав прилив неожиданной откровенности.
-- Насилие недостойно благородного человека, -- кивнул Чигринский, -- но, кажется, тут все по взаимному уговору. Я слыхал, князь увез ее из родительского дома с полного согласия отца, мелкого чиновника почтовой канцелярии.
-- Не о том речь, -- покачал головой Войцех, -- но ведь нередко женщина уступает не чувствам, а выгоде. Разве это не отвратительно?
-- С такими взглядами вы никогда не должны жениться, граф, -- заметил Чигринский.
-- Возможно, -- пожал плечами Войцех. -- Но, по правде сказать, я вообще не чувствую склонности к семейной жизни.
-- И какой же должна быть девица, чтобы вы передумали? -- подмигнул Чигринский.
-- Сказочной феей, -- рассмеялся Войцех, -- или принцессой. Не меньше.
Разговор перешел на политику, ожидание неизбежной войны порождало надежду на избавление от позора Тильзитского мира. Войцех, окрыленный открывающимися героическими перспективами, заручился обещанием Чигринского выхлопотать ему вакансию в полку.
Шум голосов прервал их беседу. Вирский, страшно побледневший, ухватив за рукав мундира уланского полковника Зулича, спорил с ним, почти срываясь на крик.
-- Вы не можете уйти теперь, сударь! Позвольте мне отыграться! Еще одна талья! Последняя!
-- Но, князь, -- полковник резким жестом стряхнул с себя дрожащую руку Вирского, -- вы же только что говорили, что вам больше не на что играть.
-- Поверьте мне в долг, господин полковник, -- умоляющим голосом прошептал князь, -- если удача еще раз отвернется от меня, завтра я заложу...
-- Завтра я уезжаю в полк, -- ответил полковник, -- а сейчас, сударь...
-- Ну, так примите, как ставку, этот дом! -- в сердцах воскликнул Вирский.
-- Да на что он мне?
Князь обвел присутствующих безумным взглядом.
-- Кто из вас, господа, готов поставить пятьсот тысяч против этого дома?
-- Со всей обстановкой, князь? -- иронически спросил один из гостей, пожилой господин с хищным хрящеватым носом, покрытым сетью лиловых прожилок и блеклыми маленькими глазками.
Вирский взглянул на затрепетавшую при этих словах Прасковью Федоровну и кивнул.
-- Со всем, что в этом доме мне принадлежит.
Войцех в волнении сжал руку Чигринского. Прасковья Федоровна тихо вскрикнула, закрыла лицо руками и рухнула в кресла, словно ее поразила молния.
-- Вот вам и материал для изучения, -- усмехнулся Чигринский.
Но Войцех уже выступил вперед и с ненавистью взглянул в глаза князя.
-- У меня нет с собой таких денег, -- твердо заявил он, -- но словом чести ручаюсь...
-- Вашему слову я поверю, граф, -- вмешался улан, -- ваша репутация безупречна.
-- Ну что? -- Вирский торопливо схватил со стола колоду. -- Кто будет метать?
-- Мечите вы, -- хмуро ответил Войцех.
Остаток ночи прошел как в угаре. Червонная дама выиграла Войцеху руте, и гости, пораженные такой неожиданной переменой обстоятельств, торопливо разъехались, едва простившись с новым хозяином дома. Шемет было испугался, что Вирский умчится искать утешения в объятиях жены, но оказалось, что князь не настолько расстроен проигрышем, как можно было себе представить.