Чёрная стая

В то же время на севере показались передовые части корпуса фон Цитена. Наполеон, пытаясь поднять боевой дух своих войск, объявил, что это Груши спешит на соединение с главными силами французов. Но эта ложь, впоследствии, вызвала лишь горькое разочарование у солдат, и без того начинавших терять веру в императора.

В последнем отчаянном порыве император решил бросить в бой резерв — Среднюю и Старую гвардию. Он лично выстраивал полки перед наступлением и вел их вперед до самого Ле-Э-Сент, где его сменил Ней. Как на параде маршировали грозные усачи в медвежьих шапках, и били барабаны, и знамена развевались на ветру. Ней, под которым только что убили пятую лошадь, вел их вперед с саблей в руке и победа, казалось императору, была так близко.

Строевым шагов гренадеры и егеря взошли почти на самую вершину холма, но противника все еще не было видно. И только вдали виднелась в пороховом дыму группа всадников, из которой, перекрывая шум битвы, прозвучал грозный голос:

— Мейтленд, ваше время! Гвардия! Встать!

Как легендарные воины, выраставшие из драконьих зубов, перед французскими колоннами возникли тонкие красные линии британских солдат, поднимавшихся из некошеной пшеницы, и дружный залп полутора тысяч мушкетов Браун Бесс встретил наступающих смертельным огнем, сразившим более трехсот ветеранов. Замешательство было полным, ряды Средней Гвардии смялись, залпы один за другим обрушивались на пришедших в смятение французов. Не давая врагу опомниться, гвардейцы Мейтленда бросились в штыковую атаку, сметая неприятеля с холма. Егеря в панике устремились вниз, но англичане, повинуясь приказу, хладнокровно вернулись на свои позиции.

Подоспевшие к этому часу войска Цитена атаковали дивизию Дюротта у Папелота, а вскоре к нему присоединился прибывший последним корпус Пирха. Завидев это, Блюхер отдал приказ о всеобщем наступлении Нижне-Рейнской армии, и корпус Бюлова с новыми силами ринулся на врага, засевшего в Планшенуа. Дом за домом очищали пруссаки деревню от яростно сопротивляющихся гвардейцев Наполеона, приклады скользили в мокрых от крови руках, штыки погнулись от ожесточенных ударов, пороховой дым ел глаза, крики бойцов и стоны умирающих неслись к затянутому свинцовыми облаками небу.

* * *

Эскадрон налетел на выбитого из Планшенуа врага, кромсая, рубя, топча копытами, сметая все на своем пути, гоня противника перед собой к потерявшей всякое подобие боевого порядка обезумевшей от ужаса армии.

В беспорядочной свалке Войцех, отчаянно ругаясь, едва разбирая своих и чужих, не размениваясь на хитрые финты и приемы, рубил направо и налево, стараясь только не отставать от несущегося плотной стеной эскадрона. Удар уланской пики пришелся ему в руку, чуть повыше локтя, и он, не удержавшись в стременах, кубарем полетел из седла, крепко приложившись затылком о предательский камень, торчавший из густой травы на заднем дворе какого-то полуразрушенного домишки. Гусары пронеслись вперед, и Йорик, оставшийся без седока, тихо заржал и ткнулся носом в щеку Шемета.

Из темноты выплыли несущиеся по небу густые облака, темно-синие, в золотых обводах заходящего солнца. В бескрайнем великолепии их причудливых нагромождений Войцеху чудились старинные замки, летящие на сияющих крыльях кони, и что-то еще, забытое, но невероятно важное, далекий сон, неясная мечта. Облакам не было дела до людей, убивающих друг друга на пропитанной кровью земле, прекрасные в своем равнодушии, они любили только ветер, и солнце, и свою свободу.

— Размечтался, как последний дурак, — сердито сказал себе Войцех, наспех перетягивая платком раненую руку, — вставай, черт бы тебя побрал. Вставай и дерись.

Йорик встретил это решение радостным ржанием, и они снова понеслись вперед, догоняя эскадрон.

* * *

На холме Веллингтон поднялся в стременах и трижды махнул шляпой, командуя общее наступление. Весь день герцог носился под пулями и ядрами, появляясь в самых опасных местах, призывая и подбадривая, щедро делясь с солдатами своим хладнокровием и выдержкой. Его конь, игреневый жеребец Копенгаген, гордо держал голову, словно сознавая, что носит на себе великого полководца, от чьего слова сейчас зависит судьба миллионов людей, не только на поле битвы, но и во всей Европе.

Медленно двинулись вперед измотанные тяжелыми боями войска, британцы и немцы, голландцы и бельгийцы, пруссаки и брауншвейгцы шли в последнюю атаку, и Наполеон, бросив свою разгромленную армию на произвол судьбы, бежал, чтобы больше уж никогда не подняться, утопив в грязи не только императорскую корону, но и честь Франции.

В этот день звезда, в которую верил Наполеон, закатилась навсегда, и для мира взошла другая заря, на целый век сделавшая Англию не только владычицей морей, но ведущей силой Европы. Веллингтон доказал, что британское хладнокровное мужество и верность долгу стоят большего, чем яростный натиск завоевателя, непоколебимая стойкость может противостоять самому жестокому напору, а верность слову выигрывает битвы. Здесь, на холмах Мон-Сен-Жан, он снова напомнил миру, что границы Британии — берега ее врагов.