Тишина в верхнем этаже дома нарушалась лишь треском пламени и шипеньем сырых дров в камине; но сейчас до напряженного слуха Дика долетел звук чьих-то чрезвычайно осторожных шагов. Затем дверь открылась, и черномазый карлик, в одежде цветов лорда Шорби, просунул в комнату сперва голову, а потом свое искривленное тело. Он открыл рот, казалось, для того, чтобы лучше слышать; глаза его, очень блестящие, быстро и беспокойно бегали по сторонам. Он обошел комнату вокруг, постукивая по коврам, закрывавшим стены. Однако Дик каким-то чудом избегнул его внимания. Потом карлик заглянул под мебель и осмотрел лампу; и, наконец, видимо глубоко разочарованный, собирался уже выйти так же тихо, как и вошел, но вдруг упал на колени, поднял что-то с полу, рассмотрел и в восторге спрятал в сумку на поясе.
Сердце Дика упало, ибо то была кисть от его собственного пояса. Ему было ясно, что этот карлик-шпион, находивший злобное удовольствие в своей должности, не станет терять время, а отнесет ее своему хозяину, барону. У него было искушение отодвинуть ковер, напасть на негодяя и, рискуя жизнью, отобрать у него предательскую кисточку. Покуда он колебался, возникла новая тревога. На лестнице раздался грубый, надтреснутый от пьянства голос; и по коридору загремели неровные, тяжелые шаги.
— Зачем же вы живете в тени густых лесов? — пропел этот голос. — Зачем же вы живете? Эй, дураки, зачем же вы здесь живете? — прибавил он с пьяным хохотом.
И запел опять:
Лоулесс, увы, мертвецки пьяный, бродил по дому, отыскивая уголок, где бы проспаться после попойки. Дик пришел б ярость. Шпион сначала испугался, но сразу успокоился, поняв, что имеет дело с пьяным; с быстротой кошки он выскользнул из комнаты, и Ричард больше его не видел.
Что было делать? Без Лоулесса Дику не удастся освободить Джоанну. Но, с другой стороны, шпион, быть может, спрятался где-нибудь поблизости, и, в таком случае, если Дик заговорит с Лоулессом, последствия будут самые роковые.
Тем не менее Дик все же решился заговорить с Лоулессом. Выскользнув из-за ковра, он остановился в дверях и угрожающе поднял руку. Лоулесс, багровый, с налитыми кровью глазами, шатаясь, подходил все ближе. Наконец он смутно разглядел своего начальника и, невзирая на повелительные знаки Дика, громко приветствовал его по имени.
Дик набросился на пьяницу и стал его яростно трясти.
— Скотина! — прошипел он. — Скотина, а не человек! Дурак хуже изменника! Твое пьянство погубит нас!
Но Лоулесс только смеялся и, пошатываясь, старался похлопать молодого Шелтона по спине.
И вдруг тонкий слух Дика уловил быстрое шуршанье в коврах. Он бросился на звук. Через мгновение один из ковров был сорван со стены, и в складках барахтались Дик и шпион. Они катались, путаясь в ковре, хватая друг друга за горло, безмолвные в своей смертельной ярости.
Но Дик был гораздо сильнее, и скоро шпион уже лежал, придавленный его коленом. Взмахнув длинным кинжалом, Дик убил его.
МЕРТВЫЙ ШПИОН
Лоулесс беспомощно следил за этой яростной короткой схваткой. Даже когда все было кончено и Дик, поднявшись на ноги, с напряженным вниманием прислушивался к отдаленному шуму в нижнем этаже дома, старый бродяга все еще качался на ногах, словно куст под ветром, и тупо смотрел в лицо мертвого шпиона.
— Хорошо, что нас никто не слышал, — сказал наконец Дик. — Хвала святым. Но что я теперь буду делать с этим несчастным шпионом? Хотя бы кисть мою вытащу из его сумки...
С этими словами Дик открыл сумку; он нашел в ней несколько монет, кисть от своего пояса, а также письмо, адресованное лорду Уэнслидэлу и запечатанное печатью лорда Шорби. Это имя напомнило Дику о многом; он сейчас же сломал сургуч и прочел письмо. Оно было коротко, но, к радости Дика, неопровержимо доказывало, что лорд Шорби изменнически переписывался с Йоркским домом.
Молодой человек всегда носил при себе рог с чернилами и прочие письменные принадлежности; опустившись на колено рядом с телом мертвого шпиона, он написал на клочке бумаги следующие слова:
Он положил эту бумажку на грудь мертвеца. И Лоулесс, следивший за Диком уже с некоторыми проблесками сознания, внезапно вытащил из-под своей рясы черную стрелу и приколол ею бумагу к груди мертвеца. Увидев такое неуважение к мертвецу, молодой Шелтон испуганно вскрикнул; но старый бродяга только засмеялся.
— Я желаю поддержать честь своего ордена, — сказал он икая. — Моим веселым приятелям это будет лестно...
Закрыв глаза и открыв рот наподобие регента церковного хора, он загремел страшным голосом: