Черная свеча

Она не обиделась и, как чисто чувствующий человек, дала возможность остыть вспыхнувшей ревности. Смотрела рассудительно, вроде бы долго готовилась к этому вопросу:

— Блестящий офицер по имени Шура — студент академии имени Дзержинского. Почти казарменное положение. Если можно, я несколько преувеличиваю, но когда мужчина делает карьеру, даже любовь для него становится обузой. Шура делает карьеру, я — дочь репрессированных родителей. Ещё вопросы будут?

— Не могли бы вы хоть изредка навещать меня не только в снах?

— Буду приезжать. С вашего позволения, назовусь вашей невестой.

— Хорошая мысль, — сделал попытку улыбнуться Лысый.

За дверью кашлянул суровый старшина. Упоров заторопился:

— Ваш дядя, Наташа, как он отнесётся к этой затее?

— Дядя? Что вы?! Он убеждён: я — серьёзный человек. И это действительно так, Вадим.

— Я люблю вас, Наташа! Слышите — люблю!

Она опять сменила взгляд озорной девчонки на серьёзный, взрослый, а он поразился скорости, с которой все произошло.

— Пока только слышу, — перед ним стояла задумчивая красивая женщина. — Возможно — почувствую. Ведь что-то меня влечёт…

Старшина возник на пороге караулки, голосом, исключающим возражения, произнёс, щёлкнув крышкой часов:

— Свидание окончено!

— Да обожди ты, Мышелов! Полминутки обожди! — махнул на старшину, как на заблудшую корову, Никандра. — Не видишь, что ли?!

— Заключённый Упоров! — старшина не взглянул в сторону Лысого. — Немедленно покиньте помещение!

Её губы коснулись щеки зэка.

— Идите, Вадим. До свидания!

Заключённый сложил руки за спиной, прошёл мимо посторонившегося старшины, но его остановил голос Никандры:

— Постой, Вадим.

Бывший бригадир повесил на плечо Вадима авоську.

— Это тебе! Ребятам привет передай.

— Твои земляки там немного…

— Знаю. Не переживай — уладится.

Старшина Мышелов протянул руку, снял с плеча Упорова авоську. Развязал белую бельевую верёвку, заглянул внутрь.

— Чо мацаешь?! — возмутился задетый отношением старшины Лысый. — Серякин лично проверял.

— Лишней бдительности не бывает, — спокойно парировал наскок Мышелов, — банки почему не вскрыты? Нарушение.

— Вскрой! Проверь! Чтоб тебя от твоей бдительности понос пробрал!

— Мой понос — моя забота. Свиданий тебе, Лысый, больше не видать. Заключённый Упоров, вперёд и шире шаг!

— … Зачем вы так, Никандра? — слышит он за спиной её голос. — Надо было вежливо. Он же — при исполнении.

— Серякину напакостить хочет. Почуял слабину у человека, шакал!

— Серякин ваш тоже хорош! Вы видели, как он себя нахально вёл?

Заключённый непроизвольно замедлил шаг. Ему хочется найти Серякина и дать капитану по башке…

Серёжу Любимова на Кручёном знали все. Он выполнял обязанности почтальона, отвечал за самодеятельность, имел забавную даже для Кольты кличку Убей-Папу. До начала своей довольно продолжительной отсидки жизнь юноши из семьи советских аристократов складывалась прочно, надёжно, по схеме, не доступной пониманию людей, не знакомых с тайнами государственного строительства. Папа много работал и много пил, мама не работала, но пила не меньше папы, потому Серёжа родился восторженным мальчиком с открытым, но слегка заторможенным сознанием, в которое нанятые педагоги из «бывших» безуспешно пытались вложить кое-какие знания по кое-каким наукам. После окончания школы он получил своё законное место в институте международных отношений. Впереди лежала ровная дорога с вешками от первой должности работника посольства в недоразвитой африканской стране до персональной пенсии и персональной могилы на Новодевичьем кладбище.

Перед самым окончанием института ему подыскали достойную невесту из семьи потомственных революционеров. Анжелика работала в аппарате ЦК ВЛКСМ.

Девушка была расчётлива, деловита, и он её любил.

Во всяком случае, мама говорила его будущей тёще — жене заведующего отделом ЦК КПСС:

— Серёжа без ума от Анжелики. Когда они идут по улице, все оглядываются.

Мама лгала: они никогда не ходили по улице пешком…

Однажды Серж, как его звала Анжелика, затащил суженую в свою комнату, захлёбываясь от нетерпения, предложил устроить репетицию брачной ночи. Невеста вынула из крашеного рта американскую сигарету, пустив в лицо Серёжи дым, целомудренно произнесла:

— До свадьбы — ни-ни!

Он ждал свадьбы, как алкоголик открытия пивного ларька. Верил ей, как можно верить только секретарю партийной организации, пока не застал в дачной постели… с папой. Оказывается, их сожительство стало традиционным с момента появления девушки в доме Любимовых.

Потерявший голову Серёжа кинулся к маме. Она схватила кремлёвский телефон, но… трезво взвесив последствия, налила сыну стакан виски. Мать и дитя пили два дня, даже не заметив того, что стали любовниками. Все случилось как бы само собой. Мстительно и страстно. Тем дело могло кончиться, умная мама говорила:

— Теперь вы в расчёте, сынок. Но Анжелику нам надо сберечь…

Вмешался случай: в спальню вошёл неожиданно примчавшийся по звонку домработницы папа. Он был взбешён.