Черная тень в белом плаще

Венечка многое мог бы порассказать, но промолчал. Вместо этого он стал думать, не зря в их маленькой мошеннической организации он был единственной думающей единицей. Он мигом сообразил, что единственно общее, к чему они с Милкой прикасались за последние несколько часов, были деньги той странной старухи в фетровой шляпке. Да, но у Милки еще и лицо поражено… Ну конечно, осенило Венечку, эта дура все время хваталась за голову, ведь старуха треснула ее сумкой! И это его тогда не насторожило, как и то, что старая карга была в перчатках… Нет чтобы задуматься, отчего это слабосильная старуха так сумела треснуть молодую бабу, что у той чуть сотрясение мозга не получилось. Кирпич у нее в сумочке, наверное, был…

Кстати, наверняка будут еще случаи – Александра Ивановна, Колян со своей шваброй…

– Лечение будет долгим, – предупредил врач, – полного выздоровления не гарантирую.

Венечка скрипнул зубами. Однако его грела единственная мысль: тот рыжий мент Анатолий тоже взял деньги голыми руками.

Город Луга на первый взгляд выглядел так, как будто за последние двадцать лет в стране ровным счетом ничего не изменилось. На площади перед вокзалом кашляли астматическими моторами несколько львовских автобусов образца тысяча девятьсот шестидесятого года, между ними суетливо носились с мешками и котомками озабоченные деревенские старухи. Как водится, собирал бутылки красноносый алкаш неопределенного возраста, на краю площади торговала пирожками монументальная крашеная блондинка по имени Люся, в самом центре красовалась непросыхающая лужа, напоминающая формой и размерами одно из американских Великих озер. В сквере на противоположном конце высилась статуя неизвестного науке героя, выкрашенная кладбищенской бронзовой краской.

Однако, едва Леня сделал это наблюдение, из-за бронзовой статуи выехал забрызганный грязью джип, остановился перед Люсиным лотком, и наружу выбрались трое братков с бритыми свиными загривками. Все встало на свои места. Единственное, что отличало местных братков от городских, это то, что они набрали у Люси жареных пирожков с мясом за неимением в ближайших окрестностях суши-бара.

Маркиз тоже вышел из машины. Не то чтобы он соблазнился жареными пирожками – подобный деликатес эпохи развитого социализма мог вступить с его организмом в непримиримые противоречия. Леня всего лишь направился к автобусному вокзалу, на стене которого была вывешена крупномасштабная карта Лужского района.

Отыскав на этой карте деревню Петровская Горка, название которой было написано самым мелким шрифтом, Леня купил бутылку «Пепси-колы» (еще одна примета времени) и вернулся в машину.

Сначала его дорога лежала по хорошему, довольно новому шоссе, потом пришлось свернуть на более-менее ровную грунтовку, наконец, начался разбитый проселок в сплошных колдобинах. Машина, привыкшая к ровному европейскому асфальту, жалобно стонала на каждом ухабе и давала хозяину понять, что долго такое издевательство не выдержит. Хорошо хоть, погода стояла пока сухая и теплая, а через месяц-полтора, когда зарядят непрерывные дожди, здесь вообще невозможно будет проехать.

Зато по сторонам от дороги тянулись яблоневые сады удивительной красоты. Деревья были усыпаны спелыми плодами – темно-красными, золотистыми, нежно-розовыми…

Проселок последний раз свернул, и перед Леней открылась маленькая унылая деревенька.

Десяток изб, разбежавшихся по берегу озера, давно нуждались в починке. Прохудившиеся крыши, осевшие венцы, окна, в которых часть стекол заменили фанеркой, – может быть, и не по бедности, а оттого, что некому было заняться ремонтом.

Людей в деревне видно не было. Леня ехал по улице, но дорога была так разбита, что он пожалел машину, поставил ее на обочине и дальше отправился пешком.

Наконец возле одного из домов он увидел дряхлую старушонку, которая выговаривала драной грязно-белой кошке.

– Шалава ты! – кипятилась бабка. – Проститутка ты после этого! Вертихвостка облезлая! Опять с приплодом! Когда только успеваешь? Лучше бы, прохиндейка беспородная, мышей ловила, а то житья от них нет! Средь бела дня по горнице шляются, а тебе и дела нет!

Кошка вежливо слушала хозяйку, но посреди ее гневного монолога сгорбилась и принялась сосредоточенно умываться.

– Тьфу! – старуха отвернулась от вертихвостки, проговорив под конец: – Что тебе говори, что не говори, все как об стенку горох…

– Бабушка! – окликнул ее Леня. – Не скажешь, где Уточкина живет, Анна Петровна?

– Ой! – старуха схватилась за сердце. – Напугал как! Ты откуда же взялся, автобуса-то не было?

– На машине приехал. Так где же Уточкина живет?

– На маши-ине? – протянула бабка то ли с уважением, то ли с недоверием. – А где ж твоя машина?

– Там, – Леня махнул рукой. – Так где же Анна Петровна?

– Кака така Анна Петровна? – старуха недовольно сощурилась. – Нету здесь никого!

– Уточкина, Анна Петровна Уточкина! – Маркиз начал терять терпение.

– Так это, наверно, Нюрка! – сообразила наконец бабка. – А то я думаю – кака така Петровна? Точно, это тебе Нюрка нужна!

– И где же она?