Черная троица

– Ловко у вас это выходит. – Капитан поправил шлем. – Мне бы в отряд таких лекарей – да только ваша братия в пекло лезть не особо любит. К вам, уважаемые, это не относится, – поспешно добавил он, так как Клаудия выпрямилась и гневно на него взглянула. – Я оставлю вашей святости Нокта и пятерых своих ребят, чтобы они помогли вашей охране.

Торн неловко поклонился и, вскинув секиру на плечо, поехал к воротам.

– Да благословят Создатель и Спаситель тебя и его светлость! – Акатус повернулся к Умберто: – И вас я благодарю за спасение и чудесное исцеление. Могу ли я просить вас сопроводить меня?

– Да, конечно. – Умберто оглянулся на Джосси. – Хотя мы собирались остановиться в «Трех розах»…

– Сомневаюсь, что сейчас, в дни Конклава, вам удастся найти достойный ночлег. – Акатус попытался пожать плечами и поморщился от боли. – Однако я могу обещать пару свободных комнат на нашем подворье в столице.

Солдаты графа Мартина тем временем подвели несколько найденных на площади телег, на которые погрузили раненых и мертвых церковников и охранников. Торговцы, которые после победы над скелетами осмелели и покинули свои убежища в окрестных домах, пытались было возражать. Но угрожающего взгляда и наполовину вытащенного из ножен меча Нокта, старшего из солдат, оставленных Торном, оказалось достаточно, чтобы они смирились.

Наконец скромная процессия, к которой присоединились Умберто с дочерью и Джосси, въехала в город. Стоявшие у ворот городские стражники старательно изучали носки своих сапог или точили мечи, стараясь не замечать презрительных взглядов путников и графских воинов. А на узких улочках, окруженных высокими каменными домами, простой народ только и говорил, что о тысячной армии скелетов, едва не захвативших город и вырезавших половину предместья.

Подворье аббатства Ольгера находилось почти в центре города, неподалеку от королевского замка. Стены, окружавшие солидные трехэтажные здания, по толщине своей мало уступали крепостным и могли выдержать серьезную осаду. Нокт одобрительно похлопал по окованной железными листами створке ворот.

– Я смотрю, ваша святость, – с усмешкой обратился он к аббату, – вы тут неплохо закрепились.

– Подворье строилось в Смутные времена, – кротко ответил Акатус, возлежавший на груде подушек на передней подводе. – А скромные запасы нашей обители тогда были большим искушением для всякого грязного сбро… для обуреваемых страстями грешников, – поправился он.

Навстречу приехавшему аббату вышел сам смотритель подворья, плотный монах средних лет. Поклонившись Акатусу с почтением, но без раболепия, он позвал послушников и велел им занести раненых в дом. Аббат успел, однако, приказать разместить своих спасителей в гостевых комнатах. Кивнув, смотритель подозвал еще одного послушника, которому наказал проводить прибывших.

– Мне бы в аббатство Избавителя, – робко попросил брат Амбросий, о котором в суматохе едва не позабыл Умберто. Помощник келаря обители Святого Галаты совсем растерялся и не знал, что ему делать и куда направиться, поэтому покорно ехал вместе со всеми.

– Это неподалеку, – откликнулся Нокт. – Так и быть, твоя пухлая святость, мы тебя проводим.

Амбросий насупленно на него посмотрел, но возмущаться не стал – оставаться один, без охраны, после всего произошедшего под стенами города он не хотел.

Гостевые комнаты оказались небольшими, но опрятно убранными. Нехитрая мебель – простые кровати и табуреты, дощатые столы – занимала почти все пространство.

– Я, пожалуй, посмотрю, что творится в городе. – Джосси, положив свои вещи и лютню, поправил ножны с мечом и направился к двери. Заметив удивленный взгляд Умберто, он улыбнулся: – Это на тот случай, если городская стража опять проспит появление мертвецов.

Бард вышел, а сам лекарь, взяв мешочек с лечебными травами, собрался было отправиться в покои аббата, как его внимание привлекло громкое пение труб. Окна выходили на улицу, поэтому и Клаудия, и Умберто, повинуясь вполне простительному любопытству, подошли к ним.

По улице продвигалась кавалькада, которую возглавляли два герольда с длинными трубами, украшенными вымпелами. Следом за ними на белоснежных лошадях гарцевали рыцари в серебряных доспехах и шлемах с развевающимся белым плюмажем. И на щитах их, и на латах были королевские гербы, так что сразу было понятно, что немолодой грузный мужчина, едущий за ними, – это и есть сам король Николас.

– Папа, а почему он такой хмурый? – удивилась Клаудия.

Действительно, лицо короля с тяжелым подбородком и опущенными уголками узких губ выражало какое-то брюзгливое недовольство, а густые низкие брови были насуплены.

– Возможно, ему уже доложили о том, что случилось у городских ворот. Согласись, что радоваться здесь нечему.