Черная тропа

— Привет! — сказала Ребекка. — Вы уже добрались до «Риксгренсен»?

— О да! Ты разве не слышишь, что тут делается? Мы не очень-то умеем кататься на лыжах, но зато знаем, что обычно делают в баре.

— Ах вот оно что! Ну, тогда Монс в своей стихии.

— Да, похоже, с ним все в порядке. Восседает у стойки, а на шее у него висит Малин Нурель. Так что возьмусь предположить, что он чувствует себя на все сто.

Ребекка почувствовала, как холодная рука сжала сердце. Она изо всех сил старалась говорить веселым тоном. Веселым и нормальным, проявляя вежливый интерес.

— Малин Нурель, — повторила она. — А кто это?

— Специалист по трудовому праву. Перешла к нам из «Уингс» полтора года назад. Она чуть постарше нас — лет тридцать семь-тридцать восемь, разведена, дочь шести лет. По-моему, у них с Монсом что-то было, когда она начала работать в бюро, но теперь… даже не знаю… Ты приедешь завтра?

— Завтра? Да нет, я… как назло, очень много всего на работе, и чувствую себя неважно… похоже, заболеваю.

Она мысленно выругалась. Двойная ложь — это всегда перебор. Когда пытаешься от чего уклониться, надо приводить только одну причину.

— Как жаль, — проговорила Мария. — Мне хотелось бы повидать тебя.

Ребекка кивнула. Она должна закончить этот разговор. Немедленно.

— Увидимся, — выдавила она из себя.

— Что с тобой? — спросила Мария. Голос ее зазвучал встревоженно. — Что-то случилось?

— Да нет, ничего, все в порядке… просто я… — Ребекка умолкла. В горле стоял ком, который не давал ей вымолвить ни слова. — Поговорим в другой раз, — прошептала она. — Я позвоню тебе.

— Нет-нет, подожди! — воскликнула Мария Тоб. — Ребекка!

Но Ребекка уже положила трубку. Она стояла в туалете перед зеркалом и разглядывала шрам, тянущийся от губы к носу.

— А что ты себе думала? — сказала она. — Какого черта ты навоображала?

Монс Веннгрен сидел в баре отеля «Риксгренсен». Малин Нурель пристроилась рядом с ним. Монс только что сказал что-то забавное, она рассмеялась, и ее рука на несколько мгновений приземлилась на его колено. Краткий сигнал. Малин готова, если он захочет.

В глубине души Монс очень хотел, чтобы ему захотелось. Малин красивая, умная и веселая. Когда она только что пришла к ним на работу, то явно проявляла интерес к нему. И он отдался в сладкий плен. Некоторое время все шло неплохо. Они даже отпраздновали вместе Новый год в Барселоне.

Но Монс все время думал о Ребекке, которую выписали из больницы. Пока она лежала там, он звонил ей, но она не захотела с ним разговаривать. И пока у него продолжался краткий роман с Малин Нурель, он думал, что так даже лучше. Ребекка слишком сложная, депрессивная натура, с ней так трудно.

Но он все равно не переставал думать о ней. Когда они с Малин ездили в Барселону, он позвонил Ребекке. Воспользовался случаем, когда Малин ненадолго вышла.

Малин оказалась потрясающей женщиной. Она не стала рыдать или мстить, когда их роман закончился. Он придумал какие-то отговорки, и она без всяких сцен оставила его в покое. И она по-прежнему рядом — стоит ему только пожелать. Неспроста ее рука только что приземлилась на его колено. Но завтра должна приехать Ребекка.

Адвокатское бюро на самом деле собиралось выехать в Оре. Но он лично позаботился о том, чтобы выбор пал на «Риксгренсен».

Он не переставал думать о Ребекке. И ничего не мог с этим поделать.

* * *

— Помоги мне! — сказал Дидди няне.

Он так и остался сидеть у кухонного стола, безвольно наблюдая, как она подняла с пола разбитую бутылочку с лекарством, выбросила осколки в ведро и вытерла пол бумажным полотенцем.

Внезапно Дидди осознал, что в ее глазах он старый дядька. Она ошибается, но как это объяснить?

— Пожалуй, вам лучше пойти и снова лечь, — сказала женщина.

Дидди покачал головой. Покачал еще раз, потому что внутри стали раздаваться голоса. И не выдуманные голоса, не фантазии, не галлюцинации, а воспоминания. Его собственный голос, резкий и возбужденный, прерывистый и обиженный. И мягкий, но уверенный голос африканской женщины — министра экономики Уганды.

Он ненавидел Маури. Ненавидел этого маленького самодовольного негодяя. Дидди знал, что Инну убил Маури — сразу обо всем догадался. Но что он мог сделать? Доказательств у него нет. А засадить Маури за экономические преступления — так в них он и сам замешан. Об этом Маури позаботился заранее. А у Дидди семья, о которой тоже надо думать.

Он в ловушке. Это чувство охватило его, когда погибла Инна. Скорбь по ней, конечно, тоже. Но еще больше — паника от того, что ему самому не вырваться. Теплоход «Эстония», идущий ко дну. Все выходы заблокированы, мир сузился, вода льет в трюмы.

Он пьянствовал трое суток. Бегал из одного бара в другой, с одной вечеринки на другую, пытаясь убежать от правды, которая шла за ним по пятам, от осознания того, что Инны больше нет.

Теперь воспоминания о тех днях становились все отчетливее.

«Я не могу отомстить за тебя», — сказал Дидди мертвой Инне. Хотя он представлял себе тысячи способов убить или помучить Маури, однако прекрасно понимал, что не сможет. «Я жалкий человек», — сказал он ей.