- Электрическое оборудование цеха, - начал Романкин, - было в аварийном состоянии. Проводка постоянно искрилась. Электромоторы перегревались. Подшипники раскалялись до такого состояния, что работницы обжигали руки. И это в цехе, где находится взрывчатка. Но и это еще не все! В шнековых аппаратах случались частые поломки. Вот вам целая кипа уличающих документов. Прочитайте, что писал пожарник завода в канун взрыва. Писал, словно хотел облегчить нашу работу. Вот, пожалуйста, прочитайте хотя бы один абзац.
Полковник взял у Романкина листок. Прочитал вслух: «Если эти нарушения не будут устранены, в цехе обязательно произойдет взрыв».
- Ну, что скажете, товарищ полковник? Улика - первый сорт, - торжествовал Романкин.
- Ничего не скажешь, документ серьезный, Что же вы предлагаете?
- Предлагаю немедленно арестовать директора, главного энергетика и главного механика завода. Еще бы следовало начальника цеха, но он погиб! Прокурор согласен и сегодня же готов дать санкцию.
- А не рано?
- Почему же рано? Все абсолютно ясно!
- Даже слишком ясно! - повысил голос полковник.
- Так это же хорошо! Мои ребята постарались, собрали все доказательства… - Голос у Романкина звучал торжествующе, самодовольно.
- Я привык, товарищ Романкин, размышлять. - Полковник, волнуясь, зашагал по кабинету. - Не хочу, чтобы потом другие исправляли наши ошибки и называли нас с вами дураками.
- Ну зачем же так грубо?…
- Затем, дорогой коллега, что много, очень много нам с вами пришлось исправлять ошибок прошлого. Пора бы научиться на этих ошибках. Всего несколько дней работаем, и уже уверовали в «улики вины»!
- Но это не выдумка, это документальные и неопровержимые улики. Не верите? - Романкин умоляюще смотрел на полковника.
- Верю. Вы все правильно доложили. А вот с арестом спешить не будем!
- Не понимаю вас. - Романкин положил бумаги на стол.
- Вы познакомились с профессором? - спросил полковник.
- Познакомился.
- Так вот, несколько лет назад профессор был арестован. Слишком «ясной» тогда была его вина. А сейчас вот встретился с ним и не могу смотреть ему в глаза. Стыдно за наши тогдашние глупости. Вот как бывает, Романкин. Глубже изучайте эти ваши «улики вины».
Полковник ушел. Когда дверь за ним закрылась, растерянный Романкин произнес:
- Так я и знал. Струсил полковник…
В самые тяжелые дни неудач в период войны Карпову не было так трудно, как сейчас. Острой болью отозвалась в сердце гибель людей. Он испытывал угрызения совести перед родными погибших, перед коллективом рабочих. Корил себя, что в тот вечер ушел из цеха. Лучше бы сам там остался. А теперь всякое могут подумать. Как же, сам ушел, а людей оставил на верную гибель! Карпов уже слышал такие разговоры о главном механике Федорове. Так случилось, что Федоров, остановив работу цеха, вызвал слесарей, организовал ремонт оборудования, а сам ушел домой. Только успел он отойти от цеха, как произошел взрыв. Кое-кто и истолковал это как проявление трусости: дескать, учуял опасность и ушел из цеха, а людей оставил… Хотя такого о директоре завода и не говорили, все же Карпов принимал эти упреки и на свой счет. Особенно угнетало то, что он сам никак не мог найти причину взрыва. Уже в который раз допрашивает его прокурор, беседует с ним профессор, идут непрерывные запросы из главка и обкома, все требуют объяснений, а он ничего вразумительного сказать не может. Он чувствовал, что это воспринимается следователями как хитрость, преднамеренная уловка, попытка уйти от ответственности.
Приехав домой обедать, он сел за стол, да так и просидел более часа, уставившись в одну точку. Жена понимала душевное волнение мужа, ей хотелось поговорить с ним, помочь советом. Но разговор не получался.
- Ну, что ты так убиваешься? Авось все хорошо кончится!
Карпов ответил:
- Собери-ка лучше чемоданчик. Все может быть!
- Я уже собрала. - Жена вытащила из-под кровати небольшой чемоданчик, где лежало две пары белья, рубашки, носовые платки, мыло, бритва, носки. - Может, еще банку свиной тушенки положить?
- Зачем? Там же, наверное, кормят…
- А кто его знает, как оно там, - сказала она и заплакала.
У Карпова засаднило в горле, он пожалел жену, ее молчаливое горе потрясло его: «Чемоданчик-то давно сложила, а от меня прятала, не хотела расстраивать».
- Если посадят, вызови телеграммой маму и устраивайся на завод. Начальник отдела кадров обещал взять тебя!
В соседней комнате заплакал ребенок. Жена вышла, а когда возвратилась с дочкой на руках, Карпов уже стоял посреди комнаты с чемоданом в руках. Он поцеловал малышку, тронул ее крохотный носик, улыбнулся и ушел…
Уже сидя в кабинете, он думал о том, что будет с семьей. Трудно им без него придется… За этими размышлениями и застал его полковник.
- Вы уже пришли… - непроизвольно вырвалось у Карпова.
- Разрешите войти? - заметив растерянность директора, спросил полковник.
- Спрашиваете разрешения… Зачем?
- Я же к вам пришел, а не вы ко мне!
- Тогда прошу, садитесь! - Карпов закурил, глубоко затянулся.
- Да, я вижу, вы уже подняли руки! - Полковник подошел к стулу, на котором стоял чемоданчик, потрогал его.