- Да, машинистка конструкторского бюро.
- Какие же у вас доводы?
- Только косвенные. Взять хотя бы такое обстоятельство, очень, на мой взгляд, странное: Вакуленко всегда проявляла повышенный интерес к чертежам. Чтобы уметь свободно читать их, нужен определенный навык, но откуда ему взяться у простой машинистки? Да и сама она не раз мне повторяла, что не может разобраться в «невероятном сплетении линий и геометрических фигур». Тем не менее, интересовалась чертежами. Ну, допустим, это было любопытство. Но любопытство, как правило, быстро остывает. Допустим, что у нее проснулась жажда к учебе: для этого у нас в конструкторском имеется технический кружок. Вакуленко ни разу не посещала его занятий, хотя я сам ее приглашал. И все же, повторяю: она при случае старалась заглянуть в чертежи, даже зная, что они секретны.
- Вряд ли, - заметил полковник, - этот довод очень убедительный.
- Минутку, - вежливо, но решительно сказал Зубенко. - Есть доводы более конкретные и, мне кажется, веские. Когда я принес чертежи начальнику цеха, тот сразу же, при мне, стал рассматривать их.
- Где это было?
- В его конторке, в цехе.
- Дальше.
- В это время испортился конвейер сборки, его вызвали. Он ушел, и я тоже вышел, а чертежи остались на столе. Через несколько минут вернулся в конторку (начальник находился еще в цехе) и застал там Вакуленко. Когда вошел, она, мне показалось, спрятала автоматическую ручку. - Зубенко достал носовой платок и вытер бледное, осунувшееся лицо. Щеки его вздрагивали, губы слегка кривились. - Эту ручку ей подарил я. Может быть, поэтому Лена иногда заправляла ее нашими специальными чернилами. Как-то я дружески сказал ей, что это не совсем удобно… А она как расхохочется… Да, расхохоталась так искренне, так по-детски… Вы понимаете, товарищ полковник, что значит в моем возрасте быть немного… ну, полюбить женщину и строить какие-то планы на остаток жизни?
- У кого же Лена заправляла ручку?
- У секретарши… У Зины.
- Вы называете чернила… специальными?
- Конечно. Вы должны это знать.
Павленко смущенно улыбнулся:
- Простите, Семен Григорьевич, я никогда не вмешивался в ваши конструкторские дела, но если вы пользовались специальными чернилами - а это понятно, если учесть важность вашей работы, - то как же вы допустили…
- Что она заправляла ручку нашими чернилами?
- Да… Тем более что вы обратили на это внимание, и вам самому такое своеволие не понравилось?
Зубенко расправил плечи и прямо, почти вызывающе, посмотрел полковнику в лицо.
- Вам кажется, товарищ полковник, что я хочу уклониться от ответственности? Нет, нисколько… Я - кадровый рабочий, выросший до инженера. Но главное - я коммунист. И если проявил робость, войдя к вам, поверьте, робел не перед вами, а перед собой, перед своей совестью коммуниста. Ну, конечно, если бы сразу понял, что эта женщина неспроста интересуется секретными чертежами, нашел бы в себе достаточно силы… Но когда я смотрел в ее светлые глаза, слышал безмятежный голос, затем наедине сам удивлялся собственной желчности и подозрительности. Да, поверьте, я - человек, убежденный в своей принципиальности и знающий, что такое бдительность, поверил этим ясным глазам… Я верю им и сейчас. Но эти сомнения… Товарищ полковник, прошу вас, избавьте меня от этих сомнений! Нет, не официальным путем, если можно, дружеским советом. - Он спрятал в карман платок и тихо, в раздумье сказал: - Может, она просто зашла в конторку… А ручка?… Ручка, заправленная нашими чернилами?
- Подождите, Семен Григорьевич, - прервал его Павленко. - А вдруг действительно ваши подозрения или сомнения - сплошная чепуха? Возможно, в ручке были совсем другие чернила?
Зубенко снова пристально взглянул полковнику в глаза и покачал головой.
- Нет… Я попросил у нее ручку, чтобы сделать запись в блокноте. В ручке были наши чернила. Если бы не эта подробность, не сказал бы майору, что, мол, подумаю, поразмыслю.
- Итак, вы утверждаете…
Зубенко порывисто поднялся со стула:
- Я ничего не утверждаю. Просто у меня есть сомнения, которыми решил с вами поделиться. Был бы счастлив, товарищ полковник, если бы все это действительно оказалось чепухой.
- Спасибо, Семен Григорьевич, - вставая, сказал Павленко, - что вы поделились своими сомнениями со мной. Как-нибудь встретимся, поговорим обстоятельней. Но обещайте: о нашем разговоре не должна знать ни одна душа.
Алексей Петрович проводил инженера до двери кабинета и, возвратясь к столу, записал эту фамилию: Вакуленко… Почему-то, верно по звуковой ассоциации, вспомнилась ему другая фамилия: Вакульчук. Он припомнил и еще одно совпадение фамилий: Морев - Морин - Моринс…
- Нет, - сказал себе Павленко, - все это похоже на фантастику: положительно, книжонка Капке не дает мне покоя.
Однако он тут же написал две телеграммы-молнии: одну - во Львов, с просьбой прислать ближайшей авиапочтой фотографии Моринса, фрау Кларенс и Данке; вторую - в Сочи, с просьбой выслать фотографию Вакульчук.